Примерно в то же время я погрузился в изучение симптома сильной агрессивности. Я занимался научными исследованиями, клинической практикой и писал статьи о том, что может быть причиной таких приступов агрессии. Тогда же я наткнулся на статью Фрэнка Эллиотта, руководителя отделения психиатрии Пенсильванского университета. Обследовав множество заключенных, он обнаружил, что 80 % из них в детстве имели серьезные проблемы с учебой.
Я стал изучать школьные досье моих пациентов с диагнозом «агрессия» и выявил закономерность. Стало понятно, что все они с раннего возраста с трудом сдерживались. Многие из них ненавидели учителей и руководство школы, имели низкую самооценку из-за постоянных неудач и вели себя очень импульсивно. Еще в детстве они столкнулись с большими проблемами и никогда не могли обратиться к позитивным сторонам своей личности. Многие из них подростками пристрастились к наркотикам. Все это легко вызывало у них мгновенную реакцию на малейшую обиду и служило причиной эпизодов насилия и агрессии. Тогда уже мы предполагали, что подобное поведение может уходить корнями в дефективность системы внимания.
Я стал присматриваться к своим амбулаторным пациентам именно сквозь призму проблем со вниманием. И заметил, что люди, страдающие такими хроническими расстройствами, как депрессия, тревожные состояния, алкогольная и наркотическая зависимость и приступы ярости, имели одинаковые проблемы с системой внимания, которые трудно было разглядеть под покровом гиперактивности. Я начал лечить их медикаментами от СДВГ и увидел значительные улучшения. Обсуждая наблюдения с коллегами, я понял, что существуют умеренные формы дефицита внимания, не обязательно ведущие пациентов в тюрьму, на госпитальную койку или в очередь на бирже труда. Отказавшись от старых стереотипов, мы с Недом неожиданно открыли симптомы СДВГ и у самих себя.
Первая статья, которую я написал по проблемам СДВГ у взрослых, была довольно решительно отвергнута медицинским сообществом и раскритикована за то, что якобы я, по-видимому, просто ошибся с диагнозом лежащих в основе подобных расстройств депрессий или тревожных состояний и пытаюсь «изобрести» новое психическое заболевание. Но я был уверен – мы нащупали что-то неизученное. В 1989 году мы с Недом впервые сделали доклад о наших изысканиях на небольшой конференции в Кембридже, организованной при участии родителей детей с диагнозом СДВГ. Выступление называлось просто – «Диагноз дефицита внимания у взрослых» (тогда это расстройство еще не обозначалось как СДВГ). Нед и я рассчитывали, что после лекции будет отведено 15 минут для вопросов аудитории из 200 слушателей и ответов на них. Вместо этого «пресс-конференция» заняла 4 часа. Встав в очередь к микрофону в проходе, люди один за другим делились личным опытом и переживаниями и просили прокомментировать отмечаемые ими симптомы. Многие страдали точно таким же расстройством, как и их дети, и знали это.
Так же повел себя и профессор психиатрии, однажды пришедший ко мне на прием, услышав рассказ о конкретном случае, которым я поделился на одном из мероприятий. «Я думаю, вы описали меня», – начал он и весьма интеллектуально рассказал собственную историю. Чарльз (назовем его так) был типичным рассеянным профессором в очках и неряшливом твидовом пиджаке, и он знал о психиатрии значительно больше меня. Достаточно сказать, что к тому моменту я прочитал несколько его книг.
Суть истории Чарльза в том, что он фанатично бегал марафоны, но серьезно повредил колено и, утратив любимое хобби, впал в депрессию. Именно тогда он заметил у себя некоторые симптомы, которые мы вместе с ним идентифицировали как симптомы СДВГ. Чарльз рассказывал, что легко впадал в ярость, если подруга мешала ему писать статью, или разбивал о стену телефон, зазвонивший как раз в тот момент, когда он старался сконцентрироваться. Он начал утрачивать связь с друзьями. Все сходилось на СДВГ, и мы с Чарльзом решили применить медицинские препараты. Лекарства помогли.
Еще до обращения ко мне Чарльз принимал антидепрессанты, но, завершив курс физиотерапии и начав снова понемногу тренироваться, прекратил прием, потому что его состояние улучшилось. Восстановив былую форму, профессор решил, что препараты от СДВГ мешают его результатам в спорте. Он досконально знал собственный график на дистанции, а теперь отставал от своих же результатов на целых 10 секунд.
Чарльз попытался несколько дней не принимать лекарство и заметил, что во время тренировок легко сосредоточивает внимание на нужных вещах. Рассмотрев все, мы поняли: внимание не подводило его прежде, потому что он всегда серьезно занимался бегом. А во время вынужденной паузы в двигательной активности из-за травмы он уже не мог контролировать внимание в необходимой степени. Стало ясно, что именно спорт и физические упражнения оказывали на Чарльза позитивный эффект. Тогда это стало для меня большой новостью.
Концентрируйтесь на физических упражнениях
Примерно в то же время, как мы познакомились с Чарльзом, я начал встречать других интеллектуально развитых и активно работающих профессионалов, которые имели симптомы СДВГ и оказались способными компенсировать их. Они не вписывались в стереотипы, существовавшие тогда в медицинской литературе. В то время никто не говорил об успешных людях, страдающих СДВГ, пока я и Нед не описали их конкретные случаи в книге «Почему я отвлекаюсь». Несколько человек из числа этих пациентов сами рассказали, что использовали физические упражнения в качестве самолечения, чтобы стать более продуктивными. Одного из них я запомнил особенно отчетливо. Сейчас он возглавляет компанию по управлению хедж-фондами
[45], которая ворочает миллиардами долларов. Каждое утро мужчина принимает психостимулятор, а обеденный перерыв посвящает игре в сквош – как раз в то время, когда медицинский препарат заканчивает действие.
Многие интуитивно понимают, что физическая активность «сжигает» излишнюю энергию. Любой учитель, который хоть когда-то имел дело с гиперактивными детьми, скажет, что они становятся значительно более спокойными после физкультуры. Способность детей к тишине и концентрации внимания стала одним из больших позитивных результатов нулевого урока, который принят во всех школах Нейпервилла (о чем я рассказывал в главе 1).
Школа – настоящее мучение для детей с СДВГ, потому что там нужно сидеть неподвижно, смотреть только вперед и внимательно слушать учителя. И так большую часть уроков. Для некоторых детей подобное невозможно, и это становится причиной их плохого поведения. У меня на этот счет есть печальные воспоминания, связанные с поездкой около 10 лет назад в индейскую резервацию апачей Сан-Карлос. Штатом Аризона проводилась программа по решению проблем здравоохранения индейцев, и меня пригласили выступить с циклом лекций о СДВГ перед врачами, медицинским персоналом, учителями и родителями. СДВГ – это широко распространенное, но плохо диагностируемое расстройство у детей в резервации. Вообще подверженность этому заболеванию среди апачей гораздо выше, чем в среднем по стране. Когда в ходе одной из лекций перед педагогами средних школ я описал основные симптомы СДВГ, некоторые сказали, что в их классах все дети не могут сидеть на уроках спокойно. Я спросил о перерывах в занятиях. «У нас их три за день, – пояснили учителя. – Если идет дождь, во время перерыва мы отправляем детей на автобусе домой. В школе справиться с ними мы просто не можем».
