Облака над Онежским озером начинают розоветь. Берегом, по камушкам, по заболоченному лесу добираюсь я до старого маяка. Мыс, огромные камни, о которые шмякаются волны – настоящее море! За мысом – прекрасный песчаный пляж, и ни единой живой души до самого горизонта. От развалин маяка идёт дорога: одним концом на Щелейки, другим – в сторону Гимреки, до которой примерно километров шесть. Красивая дорога и вкусная: кругом малинник. Думаю, что это – старая дорога, которая существовала тогда, когда ещё не проложили современную грунтовку Вознесенье – Петрозаводск. Думаю так потому, что именно с неё открывается на подходе к Гимреке прекрасный вид на церковь Рождества Богородицы Гиморецкого погоста. XVII век.
Церковь – удивительна. Стоит на холме над деревней; вернее, не стоит, а летит, устремлённая в космическую бесконечность. От неё видна даль леса и озера, и она сама видна отовсюду. Очень высокий сруб центральной клети, на нём очень высокий шатёр, увенчанный главкой с крестом. Это всё – какое-то немыслимо высокое: космическая вертикаль. Рядом – огороженное старинной оградой маленькое кладбище; колокольня стоит отдельно. Всё – в хорошем состоянии, не только реставрация видна, но и мелкий повседневный ремонт. Как выяснилось из разговоров с местными жителями, церковь действует, хотя батюшки своего нет: приезжает по праздникам из Подпорожья. Он и в Щелейках служит, но там совсем редко. Постоянных прихожан мало, и содержать сразу два храма – тем более уникальных охраняемых памятника – средств не хватает.
А вот хватает же средств нашим соседям-финнам на организацию миссионерской деятельности в протестантском духе. Не хочу об этом сказать ничего плохого, но всё-таки и Георгиевская, и Дмитриевская, и Рождественская церкви воздвигнуты православной верой. Православная вера дала людям силу обжить и одухотворить здешние трудные места. И вот она скудеет, заменяется не вполне чистыми суррогатами. Шёл я обратно, из Гимреки в Щелейки по большой дороге, тормозит возле меня микроавтобус, предлагают подвезти. Спасибо. Сажусь. И начали меня с сильным финским акцентом уговаривать во что-то вступить, то ли в баптизм, то ли в адвентизм – не очень оно, с акцентом, понятно. Выйдя из машины в Щелейках, я понимал только одно: русского хозяина на Прионежской земле нет. Не то что бы совсем нет, но как-то его маловато, да и не всегда он трезв… А свято место пусто не бывает.
И, прямо в дополнение этих раздумий, идя по берегу в сторону Вознесенья, вышел я на каменный мыс. Огромная гранитная скала, поросшая сумрачным сосново-еловым лесом, врезается в воды озера так, что отсюда виден весь фарватер его южной части. И в сердце этой скалы вырублено что-то огромное, странное и страшное. Здесь во время войны стояло немецкое береговое орудие. Здесь ведь в 1941–1944 годах были немцы и финны. Орудие уничтожили в 1944 году, но мощные руины этого сооружения остались. И впечатляют. Особенно после того тихого, святого, мирного взлёта, который испытала душа возле Гиморецкой и Щелейкинской церквей.
Оставим это последнее наблюдение без комментария.
Молитвенное Заонежье
Если увидеть Онежское озеро с борта высоко летящего самолёта, то может показаться, что какая-то гигантская лапа гребла здесь земную кору, оставив глубокую впадину-чашу южной части и длинные, параллельно тянущиеся полосы-заливы на севере. Это царапал землю великий ледник, когда отступал на север десять-двенадцать тысяч лет назад.
Город Медвежьегорск – самая северная точка Онежского озера. От него к югу идёт дорога вглубь большого полуострова, образованного когда-то ледником. Этот же причудливый строитель искромсал полуостров бесчисленными грядами, вытянутыми параллельно друг другу заливами и озёрами, окружил островами. Вот этот мир воды, камня и леса называется Заонежье. Новгородцы, смешавшись с карелами, заселили эти места лет семьсот-шестьсот назад. В московские времена над заонежскими сёлами вознеслись главки православных храмов. Правда, храмами в торжественно-ритуальном смысле их трудно назвать. Не храмы, а дома, в которых обитает Дух Божий, поднимает их ввысь над белым светом вод и тьмой дремучих лесов.
На острове Кижи – всему миру известный ансамбль, действительно не имеющий себе равных. Но духовный заповедник не ограничен берегом острова. По окрестным сельгам и наволокам, как планеты вокруг звезды, светят тихим светом деревянные срубы, увенчанные крестами.
Сельга по-местному – гряда, возвышенность. Наволок – мыс. Высокие гряды, заливы, мысы и острова – тот основной материал, из которого создан облик Заонежья. И ещё – дремучие непролазные леса по каменистым берегам, бесчисленные малые озёра, широкая онежская гладь, чистота воздуха и воды, запах трав… Изредка разбросанные деревни, луга и покосы вокруг них. И ещё – шатры, главки, кресты и тёмные бревенчатые стены церквей и часовен. Они придают особенное выражение заонежским пейзажам. Вдумчивое, умиротворённое, приемлющее.
Постройки, дело рук человека, удивительным образом вживлены в созданный природой ландшафт и наполняют его жизнью. Композитор Борис Асафьев, побывавший в Заонежье в 1920-х годах, отметил это: «Я был поражён прежде всего красотою ансамблей, то есть спайкой между фоном (природою: лес, холмы, поля, вода, острова, дальние линии берегов) и церквами, колокольнями, избами, часовнями, крестами…» Это, в самом деле, главная отличительная черта облика Заонежья… Впрочем, прошедшее время и здесь доминирует над будущим.
По материалам экспедиции Ларса Петтерссона и Ойва Хелениуса, работавшей в 1942–1944 годах, во время финской оккупации, в Заонежье насчитывалось двести сорок две деревянных церкви и часовни. Из них сохранилось теперь тридцать две. Эти цифры – убийственны. За шесть послевоенных десятилетий мир Заонежья оказался на грани полного уничтожения. Одни церкви были разрушены по причине идиотизма атеистической власти, другие погибли в результате запустения деревень (население Заонежья за столетие сократилось с сорока двух до семи тысяч человек – тоже повод задуматься). И главный разрушитель – равнодушие. Рассказывают, в одной из деревень на праздник одновременно загорелись церковь и магазин. Население, понятное дело, кинулось к магазину…
Примечательно, и тоже убийственно для нашей совести, что наиболее полный каталог с описанием и фотографиями памятников русского Заонежья был составлен шведом и финном в годы вражеской оккупации. Работы отечественных подвижников, таких как Константин Романов или Фёдор Морозов, остались незавершёнными – из-за коллективизации, борьбы с религиозным дурманом, нищенского финансирования. Не будь Петтерссона и Хелениуса, мы бы не знали даже, как выглядел этот почти исчезнувший мир.
И всё же то, что осталось, ещё хранит в себе великую тайну соединения человека, природы и Бога.
Озеро, носящее вселенское имя Космозеро, тянется на тридцать километров с северо-запада на юго-восток посередине Заонежского полуострова. Ширина озера – не более километра. На высоком берегу у его южной оконечности стоит деревня Космозеро. Успенский Космозерский погост известен с XVI века. Из двух церквей, его составлявших, сохранилась только одна, меньшая, церковь святого Александра Свирского. Высоким шатром возносится она над дорогой, над деревней, над блестящей водой озера. Высота её главки – тридцать два метра. Церкви в карельских дебрях строили с таким расчётом, чтобы их кресты были видны из деревень, составляющих приход. Маковки Александро-Свирской и сгоревшей Успенской церкви когда-то были видны издалека с дороги, ведущей с севера в Заонежье. Приветствовали путника и освящали вход в страну Заонежскую.
