Наверно, село Покровское выживет всегда. Может, и люди вымрут, а село выживет. Родит новых. Эта земля неуничтожима. Да. Но: очень характерно, что и домом, и деревней управляет женщина. Как во время войны. И тут возникает беспокойный, тревожащий вопрос: так-таки ничего не изменилось в устоях жизни села Покровского, ничего не разрушилось в передрягах двадцатого века? Уж истинно ли нерушим этот наш общий фундамент?
Долог и непрям путь от истоков вниз по течению великой реки, и Покровское – только его начало.
Доедет ли колесо до Казани?
…Насилу дотащился до Нижнего сего дня, т. е. в пятые сутки. Успел только съездить в баню, а об городе скажу только тебе: les rues sont larges et bien pavées, les maisons sont bien baties
[5]. Еду на ярманку, которая свои последние штуки показывает, а завтра отправляюсь в Казань. <…> Сегодня был я у губернатора <…>; он уговорил меня обедать завтра у него.
Из письма А. С. Пушкина к жене. Нижний Новгород, 2 сент. 1833 г.
Чем отличается русский город от русской деревни? Я имею в виду не вознесённые на пустом месте промышленные монстры с пришлым населением, а коренные города России. Они тоже выросли из земли; они и строением, и видом напоминают о своём деревенском родстве. Есть Россия многоэтажная и Россия полутораэтажная. Вот город от слова «городить»: нагороженные блоки этажей (пять, девять, двенадцать), коробки, лежащие на боку, и коробки, поставленные на попа; над коробками – вертикали телевышек и труб. И тут же, и в этом же городском организме, как лёгкие, которыми дышат – улочки и кварталы домиков с мезонинами, с резными наличниками, с палисадниками, огородами и воротами, заложенными на засов. Можно даже проследить, как типология русского города прорастает из образа деревни.
Деревня: линия изб и заборов; резные наличники, дворы, сараи, балкончики под шиферной кровлей, подчёркивающие обитаемость верха.
Большая деревня: две-три-четыре таких же параллельных улицы; несколько перпендикулярных. Центр: грунтовая площадь с лужами, в которые глядятся окна сельсовета, клуба, сельповского магазина, отделения связи. Остановка автобуса. Главная улица, идущая через площадь и постепенно перетекающая в дорогу до райцентра.
Уездный город (он же райцентр): всё то же, но два отличия. Первое: полусферы куполов и вертикали колоколен (или, по крайней мере, обозначающие их руины). Второе: площадь оформлена каменными домами в два, а то и в три этажа; их оштукатуренная или силикатная плоть вторгается в чистое море домиков и огородов, расползаясь от площади по двум-трём большим улицам. Архитектура этих домов не важна: в сущности, все они – коробки, только некоторые из них задрапированы под классицизм колоннами или рустом. И здесь есть главная улица, она же дорога в областной центр, линия, как бы соединяющая каменные многоэтажные сердца маленького городка и большого города.
Поволжье – анфилада областных городов. Все они разные, но во всех них, считая даже целиком заново отстроенный после войны Волгоград, есть коренная российская одинаковость. Образ и подобие села Покровского угадывается в них. Всегда – главная площадь, место рождения города: Соборная, Кремлёвская или Красная. Всегда – главная улица, отходящая от главной площади; чаще всего – это дорога на Москву; чаще всего название её – Московская или Советская; чаще всего где-то на ней или при ней – вокзал, почтамт, администрация города. Ещё несколько улиц, либо параллельных и перпендикулярных главной, либо исходящих лучами из того же центра. На этих улицах – всё каменное, всё многоэтажное, представительное и даже помпезное; здесь – архитектура, стиль; здесь фронтоны и колонны, особняки модерна и остатки классических усадеб; здесь – современные общественные и административные здания, сквер с памятником Ленину. Где-нибудь недалеко – непременный элемент городского центра – набережная Волги. Но стоит два шага шагнуть в сторону, заглянуть за линию штукатурно-крашеных фасадов – и попадаешь в мир полутораэтажной России с её мезонинами, сараями, заборами, скамеечками при воротах, деревянной резьбой наличников и балкончиками под кровлей. В этом одинаковы едва ли не все поволжские города, будь то разорённая, заброшенная Кострома или промышленно-финансовый Нижний, обшарпанная Астрахань или процветающий Саратов. Даже там, где (как в Волгограде) старый город стёрт с лица земли, и там структура старого города восстанавливается в виде пояса дачных и садовых участков, которые суть – современный ренессанс полутораэтажной России.
Всё это – продолжение одной и той же дороги: деревня – районный городишко – большой областной город. Так в чём же разница между городом и деревней в России? Конечно, много частных разниц, но все они – необязательные производные от одной главной и обязательной: деревня стоит при речке; маленький городишко – при серьёзной реке; большой город – при слиянии большой реки с великой. По крайней мере, в Поволжье это так всюду: начиная от Твери и заканчивая Астраханью. В этом – всё то же соединение земли и воды, что и в деревне, только мощь и динамика стихий другая: могучие потоки рек, вздыбленная высота берегов, бесконечность просторов, созерцаемых со стрелки. И каменная многоэтажность, прорываемая буграми куполов и свечами колоколен, обрамляет этот простор. А чуть в стороне – улицы и дома снова тихо, патриархально врастают в землю.
Есть и другая определяющая черта этих городов. В них ощущается дыхание огромного, по существу, безграничного пространства, именуемого Державой. Эти города – как гвозди, которыми грамота имперской государственности прибита к плоскости Земли. Держава – особая форма освоения пространства; Держава в этом отношении – та же дорога. Города – почтовые станции на этой дороге. И в прямом смысле: возникли они на пересечении дорог, по которым шли – войска ли, каторжники ли, беженцы или переселенцы – все те людские потоки, которые, расширяя границы русского мира, строили тело Державы. Большой город – место пересечения земли, воды и сухопутной дороги, когда-то грунтовой, теперь – асфальтовой и железной. Символ его – мост.
Города Поволжья в этом отношении особенные. Их особость определяется природой Волги, той двойственной ролью, которую извечно играла она в человеческом мире. Волга – дорога соединяющая; она же – граница разделяющая. Упершись в её текучий фронт, сухопутная дорога прорывает его – и тогда уходит уже далеко, в бесконечность Сибири, Севера, евразийской степи. Или же, если её движению не хватает энергии, разбивается об воду – образует тупик. Соответственно и города Поволжья отчётливо разделяются на две категории: города – проходные дворы и города-тупики.
Есть более и есть менее явные представители того и другого. Ярко выраженные проходные города живут на магистральных трассах – асфальтовых, железных, нефтепроводных – тянущихся от Москвы на Север и Восток. Это – Ярославль, Нижний, Казань, Волгоград, Саратов. Типичные тупики, на которых обрываются дороги, – Кострома, Чебоксары, Ульяновск, Астрахань. Самара занимает среднее положение; и вообще она в Поволжье особая: расположена восточнее всех, и время там не московское, а самарское (на час раньше). Жизнь в проходных городах и в тупиках идёт по-разному. Проходные бурлят не хуже Москвы, спешат, суетятся, догоняют и перегоняют столицу, борются за первенство, собирают и тратят капиталы, взлетают ввысь на спекулятивном подъёме и панически проваливаются в ямы кризисов. Тупики – тихи и смиренны, жизнь в них непритязательна, но и несуетна, богатств нет и не предвидится, но зато они ближе к земле и потому устойчивы. Здесь больше бедности, но меньше нищеты; ярче видна разруха, но зато заметнее здоровая неуничтожимая надёжность земли.
