Благополучие древних кочевников, обитателей степей Казахстана, Алтайских долин, Саянских нагорий и Монгольских равнин, покоилось на двух основаниях: на обилии полевых трав, обеспечивавших силу лошадей, поголовье овец, и на близости месторождений хороших медных и оловянных руд, пригодных для изготовления прочной бронзы.
Как это странно – своими руками касаться той механики, которая позволила скифам, сакам и массагетам с победами дойти до границ Геродотова мира! Так и ползал бы по этим склонам, собирая цветные камни и сладкую, подсушенную солнцем землянику, если бы не жара, всё плотнее сжимающая воздух. Надо ехать. Тут неподалёку есть ещё одно местечко, вызывающее историко-культурные ассоциации: Горная Колывань.
Дорога становится веселее: теперь уже не по равнине, а по пригоркам и спускам. Маячат впереди лесистые горы, из сине-зелёного меха которых там и сям вытарчивают причудливые гребни разноцветных останцов. В ложбине между этими цветными горами лежит посёлок Колывань, знаменитый на весь мир своей камнегранильной фабрикой. Всем, кто бывал в Эрмитаже, показывают эту диковину: огромную, совершенно бесполезную ванну на ножке – Колыванскую вазу. Вот она-то здесь и сделана. Из цельного куска камня, такого здоровенного, что пришлось разбирать стену Нового Эрмитажа, дабы втащить изделие алтайских мастеров внутрь императорского музея. Везли, кстати, эту штуковину из Колывани в Питер, кажется, год. На деревянных полозьях.
Вокруг, в выветрившихся скалах, множество месторождений всевозможных поделочных камней. В самой Колывани есть музей, где про них всё рассказано. Но я, честно говоря, так и не смог запомнить десятки многосложных названий. Ну, яшма, мрамор, горный хрусталь, порфир… Такая яшма, сякой мрамор… В обломках этого многоцветья мы получили возможность через пару дней покопаться сами. Есть небольшая заброшенная каменоломня на берегу Колыванского озера.
Это озеро необыкновенно, и путь к нему похож на путь в сказку. Хорошая асфальтовая дорога бежит от Колывани вниз, и по её сторонам появляются вблизи и вдали странные чудовища: ящеры, драконы, богатырские головы. Это всё – скальные останцы, плоды многотысячелетнего выветривания гор. За селом с лирическим названием Саввушка замерли у самой дороги привратники: два причудливых останца, один как жаба, и другой, похожий на танк. Проехали меж ними – и увидели внизу озёрное зеркало, сжатое со всех сторон причудливыми скалами. На дальнем плане – покрытые тайгой сумрачные горы.
Озеро окружено странными произведениями геологического искусства. Такое впечатление, что на его бережках сидели дети великанов и лепили замки, зверей и всяких персонажей своих великанских сказок. Только лепили не из песка, а из огромных валунов. Мяли их, как пластилин, складывали в фантастические фигуры. В этой природной скульптуре, как в облаках, можно угадывать слонов, верблюдов, красавиц и злых колдунов.
Вечер. Жара малость отступила. Мы сидим на каменистом берегу Колыванского озера. Вода его прозрачна. По ней, как скорлупки, в которых прячутся эльфы, проплывают на длинных нитях остроконечные плоды чилима – водяного ореха. Маленькая змейка-ужик проскользнула через тропинку и скрылась в прибрежных кустах. В умягчённом небе и на прокалённых отвесах разноцветных скал поселилась безмятежность. И мы отдыхаем после недели езды. Над костром бормочет чайник. На завтра великие планы: бросок по неведомой, еле обозначенной на карте дороге вверх, в горы. В места с загадочными названиями: Чинета, Чарыш, Сентелек.
По предгорьям
Записывать дорожные впечатления трудно: едем, трясёт, а когда не едем, то бродим по курганным полям, лазаем по скалам, выискивая петроглифы, а вечером разводим костёр, ставим палатки, заряжаем электронику от переносной электростанции, именуемой за надоедливый звук «бурбулятором», скачиваем фотоматериалы с цифровых аппаратов на компьютер… Потом становится темно, писать невозможно. А включить свет – вызвать на себя эскадрильи комаров. Поэтому записи в тетрадке отрывочные.
Запись в тетради: С Колыванского озера лесной дорогой выбрались на трассу. От Горной Колывани дорога хорошая, хоть и пыльная (грунтовка) до озера Белого. Белое – лужа среди неровной степи, местный курорт; светлые бревенчатые постройки для отдыхающих, оцинкованные крыши блестят. Потом до деревни Бугрышиха дорога сносная вполне, местные на «жигулях» ездят. За деревней пересекли реку вброд – и тут началось. На карте дорога обозначена, но её размыло. Уазику трудно…
…Вверх-вниз. Крутой подъём по дороге, как бы прорезанной в скале. Здесь проходил разве что трактор, и то, может быть, год назад. Ближе к гребню это уже не дорога, а навал камней; машина прыгает по ним, как заяц. Выехали на перевал – и открылось бесконечное травянистое безлюдье. Не дорога, а колея еле видная. Заползаем на гребень, а внизу зелёный дол без признака человека, далеко-далеко следующая гряда виднеется. Над всем этим – тёмно-зелёные горы с проплешинами-белками. Дважды сбивались с пути; выбирались по компасу. Колеи заросли высоченными травами; цветочная пыль от злаков забила совершенно радиатор; по натужному, астматическому звуку мотора понятно: задыхается. Местами колёса проваливаются: на склонах дождевые потоки прорыли в колеях ямы в полметра глубиной. Уазик пробирается медленно, внутрь набились оводы. Выхожу и иду пешком, но всюду кочки, почва изрыта кротами; к тому же трава опутывает ноги, как морская тина. И жарко. Снова в машину.
Реки, сбегающие с северных отрогов Алтая, образуют в предгорной части Алтайского края узкие долины, тянущиеся почти параллельно. Между ними пролегают водораздельные хребты, невысокие, но труднопроходимые, поросшие густой тайгой, пронизанные заболоченными ущельями. Наша следующая цель – долина реки Сентелек, притока Чарыша. Чтобы попасть туда, надо сделать немалый крюк, спуститься на равнину и снова подняться. В степи – невыносимый, палящий зной. В воздухе марево. Дороги тонут в пыли.
Несколько часов изнурительной езды по равнине. И вот снова трасса взбегает на холмы, всё выше. Спуски короче, подъёмы длиннее и круче. Появляются живописные ручейки, заросшие кустами. Вот уже и небольшие горки, дорога огибает скалы. У райцентра Чарышское выезжаем к Чарышу: быстрый, игручий, сверкает на солнце. Под вечер, по спуску такому крутому, что горелым запахло от тормозных колодок, скатились к деревне Сентелек. Деревня добротная, благообразная, в такой пожить хочется. Чисто, устойчиво, прозрачно. Белобрысые дети играют на деревенской улице. Дома и ворота срублены из крепких и светлых лиственничных брёвен.
Выше деревни долина сужается, а потом расширяется снова, образуя на левом берегу покатую террасу. Здесь, как страж вечности, стоит необыкновенный курганный комплекс.
Запись в тетради: Курган каменный, метров пятьдесят в диаметре и плоский, вокруг насыпи кромлех из вертикальных плит, внутри которого кольцо, образованное горизонтальной кладкой из таких же плит. Весь изрыт, с боков и в середине: поработали грабители… и археологи: памятник частично исследован, расчищены фрагменты кладки. По линии, проведённой от центра кургана строго на восток (проверял по компасу), – семнадцать каменных стел (было девятнадцать, от двух остались только следы в земле; остальные, поваленные временем, археологи установили на прежнее место). Все они развёрнуты плоскими сторонами на север-юг и на неровном склоне воздвигнуты так, что их верхушки остаются на одном уровне. Самая высокая – метра четыре с половиной, а самая низкая – меньше двух, вровень с курганной насыпью. Стоят в строю, как солдаты. Строй их указывает точно на скалистую вершину, возвышающуюся над тем берегом. Солнце из-за вершины встаёт над курганом и озаряет их светлые лица точно в день равноденствия. По тому, как падает от них тень на восходе, можно определить день и месяц. Зная день и месяц, можно определить час. Если вспомнить, что тела усопших в кургане всегда ориентированы по сторонам света, то перед нами сооружение мистическое. Не по этой ли каменной дороге уходили на ту гору, к весеннему свету, духи усопших?
