Забайкалье – совсем иной мир, иные люди, иная растительность, иные горы и степи. Центры его – Улан-Удэ (Верхнеудинск) и Чита. Коренное население – кочевники-буряты в степях и русские земледельцы на плодородных пойменных землях. И ещё забайкальские казаки, слившиеся с русскими. Третья страна – Приамурье; четвёртая – Приморье. А есть ещё Камчатка, Сахалин, Курилы; а есть ещё огромный мир вечной мерзлоты, российский Север, полукольцом окружающий Северный полюс, ледяно-бриллиантовая диадема земного шара: от Печоры до Чукотки.
Все они разные; только города всюду одинаковые. Города, промышленные монстры, возведённые в годы великих напряжений и великих катастроф. В советскую эпоху.
Впрочем, надо сказать, что и дореволюционные города Сибири и Забайкалья похожи друг на друга. Вокзал, привокзальная площадь, несколько главных улиц, пересекающихся, как правило, под прямыми углами. Кирпичные и оштукатуренные двух-трёхэтажные дома с элементами предреволюционного модерна; иногда даже очень хорошей архитектуры. Это – центр. Тут же – массивные постройки сталинского и брежневского времени: обком, горком, облсовет, здание МВД, КГБ, театр, что-нибудь ещё. Парк обязательно. Три-четыре церкви восемнадцатого века на боковых улицах. Площадь с памятником Ленину. Вокруг – районы блочных новостроек; между ними зелёные острова, заполненные одноэтажными домиками и огородами, что сокрыты за высокими сплошными заборами. Пятна заводов, промышленных гигантов, которые неустанно дымят своими страшными трубами со времён Великой Отечественной войны. Да, и конечно, посреди города – набережная и река, огромная, больше похожая на море. Обь, или Иртыш, или Енисей, или Ангара, или Амур…
Города, возникшие в советское время, устроены по-иному. Три компонента: бесчисленное множество жилых силикатных или бетонных коробок, несколько холодно-официальных громадин в центре, и – заводы, заводы: трубы, ангары, ограды, мрачные нечеловеческие конструкции, трубы, трубы, трубы. А в сторонке от города – пёстрые домики и мелко нарезанные садово-огородные участки.
В Сибири этого – много, Сибирь – промышленно развитое и густонаселённое царство. В Забайкалье – гораздо меньше, на порядок меньше. В Приамурье – совсем не видно.
Да, и кстати: раньше я не понимал слова песни «По диким степям Забайкалья»:
Отец твой давно уж в могиле,
Сырою землёю зарыт.
А брат твой – а брат во Сибири
Давно кандалами гремит.
Что значит – во Сибири? А бродяга-то сам откуда? А вот теперь понял: бродяга родом из Забайкалья, а брата его сослали на каторгу в Сибирь, на запад. Разные страны, и местные жители это прекрасно понимают. Хабаровчанин на вопрос: «Куда путь держите?» – отвечает:
– До Красноярска еду, в Сибирь, а там ещё на Север, в Игарку. А вы?
– В Питер.
– А, в Ленинград! Я вот всё собираюсь к вам, у меня дочка на Западе живёт, в Вологде, надо навестить. Давно в Европе не был.
«Пред ним расстилался Байкал»
Шилка заворачивает, изгибается. Примерно на 6228-м километре (от Москвы) – дикое зрелище и прекрасное. На фоне заката, что над горами, и в лучах – по высокому берегу шествуют огромные радиомачты, целый взвод, прямо встречь поезду; а впереди могучая мачта-капитан. И отражаются в тёмной, спокойной реке.
Чита – поздно вечером, и от неё до Улан-Удэ проехали ночью. В частности, Селенгу проехали. Ох, реки! Мы не представляем себе мира без огромных рек. Помните мою знакомую студентку Тору из Швеции? Увидела реку Волхов – и изумилась: «Какая огромная река!» Я, снисходительно и гордо: «Что вы, Тора, это маленькая речка. Вот, скажем, Обь в нижнем течении – двадцать километров шириной! Вот это река!»
Сколько великих рек на транссибирском пути! Амур, Зея, Бурея, Шилка, Селенга, Ангара, Енисей, Обь, Иртыш, Кама, Волга… Льётся куда-то бесконечная вода…
Утро четвёртого дня пути начинается с Байкала.
Поезд идёт вдоль озера долго, часов пять. Можно рассмотреть… Только – что? Видна вода, много воды, прозрачная вода. Галечник на берегу и на дне. Камушки видно. Всё, собственно.
Но природа здесь гораздо богаче, и люди живут яснее, и вообще всё как-то веселее и обаятельнее, чем на четырёх тысячах километрах до того. Домики некоторые – крашеные. Тайга разнообразна (сосна, лиственница, берёза, рябина). Травка весёленькая. По берегу озера березнячок, спускающийся к пляжу. Какой контраст с северным Байкалом! Там всё – мрак и камень. Сила.
Это, конечно, смешно: который раз вижу я Байкал – и опять пасмурно, тучи, дождь. А говорят, что над Байкалом – самая солнечная погода в России. Зеркало озера разгоняет тучи. Якобы. Но вот факт: трое суток мы ехали – и хоть бы облачко (это после недели ливней в Приморье). А тут… Другого берега не видно, дождь накрапывает, ползёт туман.
Слева становится всё гористее, вздыбленнее, выше. По горам тайга – чернее, величественнее. Пихта, кедр, ель вытесняют лиственницу и сосну. Байкал совсем уходит в туман. С гор, сверху, сползает волокнистое покрывало.
…Эта поездка от Питера до Сахалина и обратно потребовала от меня концентрации всего отпущенного мне упрямства. Всё было трудно. Никак никуда не уезжалось: из Питера во Владивосток, из Владивостока на Сахалин, из Южного в Охотское, из Углегорска в Южный, из Арсеньева в тайгу к Вериго. Всё преодолевалось с напряжением. Впрочем, по-иному в России и не бывает. Хочешь тут двигаться – напрягайся. А не то – сиди сиднем на печи.
Слюдянка. Стоим десять минут. Вдоль перрона торгуют омулем во всех видах. Это действительно очень вкусная рыба. Поехали. Отрываемся от Байкала. Вправо уходит Кругобайкальская дорога – по ней редко ходят нынче поезда из-за аварийности. Вползаем в тоннель. Выползаем. Байкал внизу. Байкал почти не виден.
Местонахождение Байкальского ЦБК определяется по вони, им издаваемой.
Пригороды Иркутска. На бетонном заборе, обращённом к проходящим поездам, каллиграфически сделана надпись небесно-голубой краской: «KISS. КУЗЯ – Х…Й». Красиво.
От Владивостока до Читы – машины японские и крыши домиков двускатные. От Читы – появляются «жигули» и изредка четырёхскатные крыши. От Иркутска и те, и другие уже преобладают. Сибирь началась.
Новосибирск, кафе
Неисповедимы пути Господни. Теперь – Новосибирск, сижу в дурацком кафе на углу двух больших улиц. Пью и ем. Задача сложная: сейчас 20:15 по Москве, то есть четверть двенадцатого ночи здесь. И мне надо провести время до восьми утра по Москве, т. е. до одиннадцати местного, до посадки на Екатеринбург.
Четыре часа назад я выскочил из поезда, конечно же, опоздавшего, на вокзале в Новосибирске. Побежал в кассу – и обмер. Очереди почти не было. Зато весь кассовый зал и все залы вокруг были заполнены людьми. Они сидели на креслах, чемоданах, тюках; иные прямо на полу; некоторые лежали, спали, храпели; другие ели, третьи прохаживались; какие-то мамаши сажали детей на горшок, другие убаюкивали орущих младенцев. Табор. Переселение народов. По всему видно было, что люди эти живут на вокзале уже не первый день. Не большая протяжённость очереди к кассовым окошкам объяснялась понятно чем. Нет билетов. Никаких и никуда, по крайней мере, на Запад. И вот я подошёл, и вдруг – откуда ни возьмись – из компьютера выскочил билет. Боковое плацкартное место на проходящем поезде до Екатеринбурга, на одиннадцать утра. Я схватил его с жадностью, провожаемый завистливыми взглядами. И вот теперь сижу и думаю, как быть дальше.
