С каждой тонны древесины получается 200–300 кг угля — зависит от породы дерева, размера дров и качества работы углежогов. Часть поленьев так и не становится углём — недожжённые чурбаки будут использованы при строительстве новой печки.
В бригаде карнатакских рабочих всего 11 человек. 40-летний бригадир Лакшимонд Шанкар Шивапа — непререкаемый авторитет для всех углежогов. Даже по запаху дыма он может оценить, равномерно ли горит печь. Его жена — привилегированная особа — не работает с углем. Занимается домашним хозяйством и детьми — мажет их разными кремами и покрикивает на других женщин делянки. Её мать, доброжелательная трудолюбивая женщина, — первая работница в лагере. И ещё четыре брата жены бригадира со своими жёнами и детьми.
Мужчины спят на улице, женщины и дети в хижинах — убогих лачугах. Вместо мебели — всё те же сахарные мешки. Они заменяют и кровати, и шкафы — в них хранят одежду и скудные пожитки.
Работают всю неделю за исключением среды — рыночного дня в близлежащем городке Понда (Ponda). В этот день можно закупить продукты на всю неделю: муку, рис, овощи. Сахар не покупают — небольшое его количество всегда можно найти на дне мешков.
Основная проблема — нехватка воды. Её в пластиковых бочках привозит хозяин. Достаточно, чтобы пить, но на мытье и стирку уже мало. Грязь и пыль намертво въелись в одежду и кожу рабочих и их детей. Сейчас роют колодец, но докопаться до воды непросто. В сухой сезон она уходит, а в сезон дождей, когда вернется вода, уже не будет работы.
Дети играют здесь же. На чумазых шеях у каждого цепочка с английской булавкой — чтобы доставать занозы из голых ступней. Девочки постарше заботятся о самых маленьких, но иногда просто привязывают их, чтобы не бегали без присмотра и не наступили случайно на змею или скорпиона, изредка встречающихся в куче сырых дров. Сами юные нимфы садятся в тени и мажут лица кремами — хотят сделать свою кожу белее. В Индии светлая кожа считается признаком красоты и высокого социального положения. Поэтому большинство звёзд индийского кино светлокожи.
В кино углежоги не ходят. Телевизора на их делянке тоже нет. Зато есть старенький CD-проигрыватель, который можно слушать, прижавшись к нему ухом. И ещё один на всех мобильный телефон. Почти фетиш, концентрированная техномагия, удивительный предмет, подчеркивающий причастность к высшему обществу и издающий приятные уху звуки. Иногда усталые рабочие собираются в круг и слушают записанную на телефоне музыку.
Мужчины без перерыва жуют «тамбаку» — листья бетеля с табаком и известью — и длинно сплёвывают. Формально бетель считается наркотиком и запрещён законом. В городе полицейский может даже выписать штраф в 500 рупий. Но на практике это редко случается, иначе пришлось бы штрафовать чуть не половину мужского населения Индии.
Единственный, с кем из карнатакских углежогов мне удалось подружиться — 35-летний Пакир Пакия. Он неграмотен, но немного разбирает письменность родного языка каннада, чуть-чуть говорит на хинди и гоанском языке конкани. Пакир готов быть моим консультантом. Но как быть с языком? Я не говорю ни на одном из местных языков. А Пакир не знает английского.
Но выход найден. Я сажаю Пакира на свой мотоцикл, и вместе мы едем в сельскую администрацию. Там должны быть люди, говорящие по-английски. Нам везет. Мистер Марати, местный фельдшер, согласился помочь мне расспросить Пакира о жизни. Фельдшер жизнерадостен. Он с энтузиазмом берётся поговорить о судьбах карнатакских углежогов. Маленький и сморщенный Пакир сидит на стуле в углу, на любые обращённые к нему слова утвердительно покачивает головой, иногда скромно улыбается, обнажая красные от бетеля зубы. Лишь вопросы, на которые нельзя ответить утвердительно, вызывают у него затруднения. На них он отвечает нерешительно и уклончиво.
Он из далитов — тех людей, что раньше назывались «неприкасаемыми». Их не пускали даже в храмы, где молились представители высших каст. В Индии к этой категории людей относится практически каждый четвертый. Многие из них ежегодно вынуждены покидать родные деревни и отправляться на поиски заработка, в лучшем случае находя грошовую работу, в худшем — пополняя армии бродяг и попрошаек. Пакир ещё 10-летним ребёнком трудился на лесозаготовках в Карнатаке. Но последние 15 лет приезжает на заработки в Гоа, из них 4 года на эту самую плантацию. У него двое детей: мальчик Ганеш четырёх лет и девочка Дину трёх лет. Пакир мечтает о карьере банкира для своего сына. Это бы здорово поправило семейные дела. У его жены анемия (малокровие) — возможно потому, что ей постоянно приходится дышать ядовитым дымом. Сейчас она с трудом выполняет даже простую работу, и Пакир не знает, сможет ли один прокормить детей. А ведь ещё нужно покупать новую одежду, оплачивать дорожные расходы и скопить немного денег к священным в Карнатаке праздникам Яллама-деви и Ганеш-чатуртхи.
Даже весельчак фельдшер огорчается, услышав историю Пакира. И настаивает, чтобы тот пришел в пятницу на осмотр вместе со всей семьей. Это бесплатно. Индийское государство старается заботиться о социально-незащищенных категориях населения.
Открывает бесплатные клиники и школы. Правда, зачастую люди даже не слышали о существующих возможностях.
Уголь — несомненное благо. Отличный фильтр, которым можно очищать грязную воду. Экологически чистое топливо, с температурой горения в два раза выше, чем у сырых дров. Без угля немыслимо приготовить индийский хлеб нан или пожарить кебаб. Считается, что даже мёртвых — в Индии это актуально — лучше сжигать не на дровах, а на углях. Но, как часто бывает, производство этого блага благом совсем не является. К середине XIX века леса в Европе были практически уничтожены, не в последнюю очередь из-за углежжения. Сегодня исчезают леса Индии. Пусть подконтрольно и лицензировано, но неумолимо. В награду же углежогам достается невыносимый образ жизни, вечно слезящиеся от дыма глаза, лёгочные заболевания и социальный статус, чуть выше статуса прокаженных.
Для журнала GEO, 2009
Охотники за ракушечником
Река Аганасани в том месте, где она впадает в Индийский океан, перегорожена плотиной и оттого необычайно широка. Воды её мутны, и рыба, кормившая не одно поколение рыбаков из окрестных деревень, почти перестала водиться. Как и прежде, флотилии просмоленных деревянных каноэ рассекают водную гладь, но занятие бывших рыбаков совсем иное — они собирают ракушечную труху, «чипикал» на языке каннада. Скорлупа давно умерших моллюсков годами копилась на дне реки, её осколки смешивались с глиной и илом, превратившись в богатую кальцием ракушечную массу, за которую готовы платить деньги владельцы крупных птицефабрик. Эту массу добавляют в корм курицам в качестве витаминов. В склонной к вегетарианству Индии куриные яйца пользуются большим спросом, так как «не являются живыми существами» и на них зачастую не распространяются религиозные запреты, касающиеся питания.
Добыча «куриного» ракушечника позволяет кормить семьи мужчинам деревни Хоскатта и соседних, расположенных возле священного города Гокарна в индийском штате Карнатака. Эта работа мало похожа на рыбалку, скорее, на разработку шахты. Вместо подземных недр — речное дно.
