Прибрежные луга, столь приятные для глаз, пересечь почти невозможно. Густая трава поднимается там на три-четыре фута, так что мы, словно утопая в ней, не смогли пройти дальше. Кроме того, нам следовало опасаться змей, большое число которых мы видели на берегах ручьев, хотя никто из нас и не испытал силы их яда. Таким образом, мы оказались на этой земле в великолепном пленении. Песчаные пляжи были единственным проходимым местом, во всех остальных местах мы могли преодолевать небольшие участки лишь с невероятными усилиями.
Впрочем, страсть к охоте побудила мсье де Лангля и нескольких других офицеров и натуралистов преодолеть все эти препятствия, хотя и безуспешно. Нам казалось, что исключительное терпение и полная тишина помогут нам подстрелить из засады в чаще леса медведя или оленя, чьи следы мы видели.
Мы назначили следующий день для охоты. Однако осуществление нашего плана оказалось настолько трудным, что нам начало казаться, будто мы проделали свыше десяти тысяч лье морем лишь для того, чтобы застрять в болоте и стать добычей тучи комаров. Впрочем, 25 июня вечером мы совершили еще одну попытку, потратив весь день впустую. Каждый занял свой пост в девять часов, но в десять часов, когда ожидалось появление медведей, мы ничего не увидели и почти все были вынуждены признать, что рыбалка подходит нам больше, чем охота.
И действительно, в рыбной ловле мы преуспели намного больше. Каждый из пяти заливчиков, образующих очертания бухты Терней, был удобным местом для забрасывания сети и имел поблизости ручей, у которого мы ставили свою кухню. Рыбе оставалось лишь прыгнуть с берега моря в наши котелки.
Мы ловили минтая, форель, морскую щуку, лосося, сельдь и камбалу — каждая трапеза наших моряков изобиловала ими. Эта рыба и различные травы, которыми мы ее приправляли, в течение трех дней нашего отдыха служили защитой от возможных приступов цинги: в то время ни у одного человека на борту двух кораблей не было ни малейших ее симптомов, несмотря на холод и сырость, вызванные почти постоянными туманами. С этими условиями мы боролись с помощью жаровен, установленных у гамаков матросов, когда погода не позволяла их складывать.
Один из наших отрядов, отправленных на рыбалку, обнаружил на берегу ручья татарский склеп, расположенный возле развалин дома и почти полностью скрытый травой. Наше любопытство побудило нас вскрыть его, и мы увидели там двух человек, лежащих рядом друг с другом. Их головы покрывали тюбетейки из тафты, а их тела были обернуты медвежьими шкурами и опоясаны кушаками из того же материала, с которого свешивались мелкие китайские монеты и медные украшения. Синие бусы были рассыпаны в этой гробнице, словно их посеяли. Мы также нашли там: десять или двенадцать своеобразных браслетов из серебра весом в половину унции каждый, которые, как мы впоследствии узнали, на самом деле были ушными подвесками; железный топор, нож из того же металла, деревянную ложку, гребень и маленький мешочек из синей нанки, полный риса.
Еще не было никаких признаков распада, возраст этого захоронения не мог превышать одного года. Как нам показалось, его строение уступало гробницам гавани Французов. Оно представляло собой маленький деревянный сарай, покрытый березовой корой, внутри которого было место для двух трупов. С большой заботой мы вернули все предметы на место, забрав лишь очень малую их часть, чтобы подтвердить наше открытие, и снова покрыли гробницу корой.
Не могло быть сомнений в том, что татарские охотники часто высаживаются в этой бухте: пирога, оставленная недалеко от захоронения, указывала на то, что они приходят сюда морем из устья какой-то реки, которую мы еще не обнаружили.
Китайские монеты, синяя нанка, шапочки из тафты свидетельствуют, что эти люди имеют частые торговые сношения с китайцами и даже, возможно, являются подданными китайского императора. Рис в маленьких мешочках повторяет китайский обычай, основанный на вере в продолжение земных потребностей в следующей жизни. Наконец, топор, нож, накидка из медвежьей шкуры и гребень имеют очень близкое сходство с соответствующими предметами американских индейцев. Поскольку невероятно, чтобы когда-либо между этими народами существовали какие-либо сношения, на основе этого сходства нельзя ли предположить, что на одной и той же ступени цивилизации в одинаковых широтах люди вырабатывают почти одинаковые обычаи и, пребывая в схожих условиях, отличаются друг от друга не больше, чем, например, канадские волки от европейских?
Очаровательные пейзажи этой части Восточной Татарии, как оказалось, не таили в себе ничего интересного для наших ботаников и минерологов. Растения были в точности такими же, как и во Франции, и состав почвы отличался лишь незначительно. Сланцы, кварц, яшма, порфир, маленькие кусочки горного хрусталя и галька — вот и все, что мы обнаружили на речных берегах, но ни малейших следов металлов. Железная руда, распространенная на земном шаре почти повсеместно, присутствовала лишь в виде оксида, окрашивая, словно лаком, различные камни.
Морские и наземные птицы также были немногочисленны. Впрочем, мы видели воронов, горлиц, перепелок, трясогузок, ласточек, мухоловок, альбатросов, чаек, тупиков, выпей и диких уток, однако природа не оживлялась полетом множества птиц, что можно видеть в других ненаселенных странах. В бухте Терней птицы встречались редко, и мрачная тишина господствовала в глубине лесов. Находки моллюсков были столь же единичны: на песке пляжа мы видели лишь разбитые раковины мидий, улиток, морских уточек и багрянок.
Наконец 27 июня утром, закопав в землю несколько медалей и бутыль с записью о дате нашего прибытия, мы вышли в море с ветром от зюйда и направились вдоль побережья на расстоянии двух третей лье. Глубина составляла сорок саженей, грунт — илистый песок. Мы были достаточно близко к берегу, чтобы различить устье даже самого маленького ручья. Так мы прошли пятьдесят лье при самой хорошей погоде, какую только могут желать мореплаватели.
29 июня в одиннадцать часов вечера ветер перешел к норду, и я был вынужден отклониться к осту и отдалиться от суши. Мы находились тогда на 46° 50′ северной широты.
На следующий день мы снова приблизились к земле. Хотя было весьма туманно, видимость достигала трех лье, и мы пеленговали те же точки побережья, которые видели накануне на севере и которые теперь были к западу от нас. Берег был здесь низменнее и чаще прерывался невысокими обрывами. В двух лье на взморье глубина была тридцать саженей, грунт — скалистый. На таком мелководье нас застал мертвый штиль, и мы поймали более восьмидесяти минтаев.
Ночью слабый бриз от зюйда позволил нам уйти с мелководья, и на рассвете мы снова увидели землю в четырех лье. Как казалось, она простиралась лишь до норд-норд-веста — туман скрывал от нас все, что было севернее. Мы продолжали идти очень близко к берегу, направление которого было к норд-тень-осту.
Большая выпь
