Весь день 6 июля мы боролись с противными ветрами. Наша наблюдаемая широта составила 48°, и наша восточная долгота — 138° 20′. В полдень несколько прояснилось, и мы пеленговали вершины горной гряды, простирающейся на север, однако туман скрывал от нас низменные участки побережья, и мы не видели его очертаний, хотя находились от него всего в трех лье. Последовавшая затем ночь была самой ясной. При свете луны мы взяли курс параллельно берегу. Его направление было вначале к норд-осту, а затем к норд-норд-осту.
На рассвете мы продолжали идти вдоль берега. Мы надеялись, что к ночи достигнем 50° северной широты — предела, который я назначил для нашего путешествия вдоль побережья Татарии. После него мы должны были повернуть в сторону островов Йессо и Оку-Йессо, вполне уверенные в том, что, если их не существует, мы, по крайней мере, встретимся с Курилами, продвигаясь на восток. Однако в восемь часов утра мы увидели остров, показавшийся нам весьма протяженным. Вместе с Татарией он образовывал пролив, угловой размер которого составлял 30 градусов.
Мы не различали берега острова и видели лишь горные вершины, которые простирались даже до зюйд-оста. Это свидетельствовало о том, что мы уже довольно давно вошли в пролив, отделяющий этот остров от континента. Наша широта в этот момент составляла 48° 35′, и широта «Астролябии» — 48° 40′.
Вначале я подумал, что это остров Сахалин, южную часть которого географы помещают на два градуса севернее. Я рассудил, что, если возьму курс внутрь пролива, я буду вынужден следовать по нему до выхода в Охотское море, при условии неизменности ветров от зюйда, которые в это время года господствуют в этих широтах. Такое положение вещей воздвигало непреодолимое препятствие моему желанию исследовать берега этого моря полностью. Составив самую точную карту побережья Татарии, мне оставалось для окончательного осуществления этого плана лишь спуститься вдоль западного берега тех островов, которые я обнаружу, до 44° северной широты. По этой причине я взял курс на зюйд-ост.
Зрелище этой земли весьма отличалось от пейзажа Татарии: были видны лишь голые скалы, в углублениях которых еще сохранялся снег. Однако мы находились слишком далеко, чтобы различить низменные участки суши, которые, как и на континенте, могли быть покрыты деревьями и травами. Самую высокую из гор, которая заканчивалась подобием печной трубы, я назвал пиком Ламанона
[166] — по той причине, что она имела форму вулкана, в то время как ученый, носящий это имя, занимался в первую очередь изучением вулканических пород.
Пролив Лаперуза на карте из атласа к «Полному собранию ученых путешествий по России».
1818–1825 гг.
Ветра от зюйда вынуждали меня лавировать, поставив все паруса, чтобы достичь южной оконечности новой земли, которую мы еще не видели. Мы смогли пеленговать только вершины гор в течение нескольких минут, пока нас не окутал густой туман. В трех-четырех лье к западу от побережья Татарии наш лот достигал дна. Двигаясь к осту, мы каждый раз меняли галс, когда лот показывал сорок восемь саженей.
Я не знал, как далеко мы были от новооткрытого острова. В этом мраке неведения мы, впрочем, смогли 9 июля произвести наблюдения, когда видимость увеличилась до полулье. Мы получили 48° 15′ северной широты.
Ветра от зюйда дули с неизменной настойчивостью 9 и 10 июля. Их сопровождали туманы настолько плотные, что мы едва могли видеть на расстоянии мушкетного выстрела. Мы шли в этом проливе вслепую, вполне убежденные, что остров простирается от зюйд-зюйд-оста до оста и Татария — от норда до зюйд-веста.
Это новое обстоятельство — что мы пеленговали сушу на зюйд-зюйд-осте — довольно настойчиво подталкивало меня к мнению, что мы находимся не в проливе острова Сахалина, которому ни один географ не приписывал настолько южного положения, но к западу от земли Йессо
[167]. Голландцы, судя по всему, прошли вдоль ее восточного берега. Поскольку мы двигались очень близко к побережью Татарии, мы могли не заметить, как вошли в залив, образованный, вероятно, землей Йессо и прилегающей частью Азии. Нам оставалось лишь выяснить, является ли Йессо островом или полуостровом, образующим вместе с Китайской Татарией почти такие же очертания, какие образует Камчатка с Татарией Русской.
В величайшем нетерпении я ждал, когда погода прояснится, чтобы решить, как следует искать ответ на этот вопрос. И 11 июня в полдень способ появился. Только в этих туманных широтах, и, по правде говоря, очень редко, горизонт отодвигается очень далеко, словно природа желает несколькими мгновениями совершенной ясности воздать за почти вечный мрак, покрывающий эти моря.
В два часа пополудни занавес поднялся, и мы пеленговали сушу на норд-тень-осте и норд-тень-весте. Промежуток составлял не более 22 с половиной градусов, и несколько человек уверяли меня, что видели горные вершины, полностью преграждающие этот проход.
Это расхождение во мнениях повергало меня в большие сомнения на предмет того, какое решение я должен принять. Если мы действительно увидели дальнюю часть залива, было бы крайне нежелательно пройти двадцать или тридцать лье на север, чтобы лишний раз убедиться в этом, при том что благоприятное время года истекает и мы не можем надеяться пройти эти двадцать лье в обратном направлении при встречном ветре от зюйда быстрее восьми или десяти дней, поскольку мы преодолели только двенадцать лье за пять дней лавирования в этом проливе.
С другой стороны, одна из важнейших целей нашей экспедиции не будет достигнута, если мы упустим пролив, отделяющий Йессо от Татарии. Поэтому я посчитал, что наилучшим решением будет сделать остановку и попытаться добыть какие-либо сведения на сей счет у местных жителей.
Хоккайдо зимой.
Современная фотография
11 и 12 июля погода была ясной благодаря очень крепкому бризу, который вынудил нас взять рифы. Мы приблизились к берегу острова менее чем на лье. Он простирался в точности от норда к зюйду. Я хотел найти заглубление побережья, где наши корабли могли бы укрыться, однако берег не образовывал ни малейших впадин здесь, и волнение в половине лье от суши было таким же сильным, как и в открытом море. Таким образом, хотя наш лот на протяжении шести лье неизменно показывал от восемнадцати до тридцати саженей и очень ровный песчаный грунт, я был вынужден продолжать борьбу с ветром от зюйда, поставив все паруса.
