Женщины, дети и старики, сопровождавшие меня, пригласили меня войти в их дома. Они расстелили превосходные новые циновки на полу из отборной мелкой гальки, который возвышался приблизительно на два фута над землей, чтобы защищать от сырости.
Я вошел в самую красивую из этих хижин, которая, судя по всему, принадлежала вождю. Сколь велико было мое удивление, когда я увидел внутри просторную комнату с решетчатыми стенами, так же хорошо отделанную, как и любая гостиная в Париже. Лучший архитектор не смог бы придать более изящный изгиб оконечностям эллипса, которыми заканчивалось строение. Ряд колонн, в пяти футах друг от друга, образовывал периметр здания. Колоннами служили древесные стволы, весьма искусно обработанные, между которыми, подобно нашим жалюзи, висели на веревках циновки, перекрывающие друг друга, словно рыбья чешуя. Остальные части дома закрывали листья кокосовой пальмы.
Эта прекрасная страна соединяет в себе двойные преимущества почвы, плодородной без возделывания, и климата, который не требует какой-либо одежды. Плоды хлебного дерева, кокосы, бананы, гуавы и апельсины обеспечивают этому народу обильное и здоровое питание, в то время как куры, свиньи и собаки, живущие излишками этих плодов, предоставляют им приятное разнообразие блюд.
Они были столь богаты и настолько незначительны были их потребности, что они пренебрегали нашими железными орудиями и тканями и желали от нас лишь бусы. Щедро осыпанные природными благами, они нуждались в одних безделушках.
На нашем рынке они продали нам свыше двухсот домашних голубей, которые ели только из рук, а также прелестных горлиц и попугаев, таких же ручных, как и голуби.
Какое воображение не нарисовало бы картин счастья в столь прекрасном окружении! Эти островитяне — готовы были снова и снова повторять мы, — несомненно, счастливейшие обитатели Земли. Рядом с женами и детьми они проводят свои мирные дни в безмятежности. Они не знают других забот, кроме выращивания птиц, и, подобно первым людям, без какого-либо труда собирают плоды, которые висят у них над головами.
Мы заблуждались. Эта прекрасная страна не была обителью невинности. Хотя мы и не увидели никакого оружия, тела этих туземцев покрывали шрамы, которые свидетельствовали, что они часто воюют или ссорятся друг с другом. Их черты выражали свирепость, которая не читалась на лицах их женщин.
Природа, несомненно, поставила на них эту печать, чтобы предупредить, что человек почти дикий в состоянии анархии — существо более злобное, чем самый кровожадный зверь.
Это первое посещение завершилось без каких-либо ссор, которые могли бы привести к нежелательным последствиям. Впрочем, я узнал, что произошло несколько отдельных стычек, однако весьма благоразумно они были улажены. В мсье Роллена, нашего главного врача, бросили несколько камней. Один островитянин, изображая восхищение саблей мсье де Моннерона, попытался выхватить ее, и когда в руке у него оказались лишь ножны, бежал в большом страхе при виде обнажившегося оружия.
Мне показалось, что в целом островитяне были весьма беспокойны и очень плохо слушались своих вождей. Однако я намеревался покинуть остров вечером и поэтому был рад, что не придал большого значения маленьким обидам, которые нам нанесли.
Около полудня я вернулся на корабль вместе с баркасами. Я с трудом поднялся на борт, поскольку оба фрегата окружали пироги, и наша торговля шла полным ходом.
Я оставлял командование мсье Бутену, пока высаживался на сушу, и предоставил ему полное право решать, позволить ли нескольким островитянам подняться на палубу или строго запретить им делать это, смотря по обстоятельствам. На юте я увидел восемь туземцев, старейшего из которых мне представили их вождем.
Мсье Бутен доложил мне, что он смог бы помешать их восхождению на борт, лишь приказав стрелять в них, и что когда они сравнивали свою физическую силу с нашей, то смеялись над нашими угрозами и передразнивали наших часовых. Зная о моем принципе умеренности, он не пожелал прибегать к насильственным мерам, которые, впрочем, были единственным способом обуздать их. Он также сказал, что когда появился вождь, другие островитяне, поднявшиеся на борт ранее, стали спокойнее и послушнее.
Я преподнес вождю множество подарков и оказал знаки величайшего благоволения. Затем я пожелал вызвать у него более высокое мнение о наших силах. Я приказал провести несколько опытов с нашим оружием у него на виду, однако они почти не впечатлили его. Он, видимо, посчитал, что наши мушкеты годны лишь для уничтожения птиц.
Наши баркасы вернулись с бочками, наполненными водой, и я отдал приказы готовиться к отплытию, чтобы воспользоваться слабым бризом с суши, благодаря которому мы надеялись немного отдалиться от берега.
Вскоре со своей прогулки вернулся мсье де Лангль и сообщил мне, что он высаживался в удобной бухте, на берегу которой располагается очаровательная деревня возле водопада с чистейшей водой. Поднявшись на свой фрегат, он приказал готовиться к поднятию якоря, поскольку, как и я, считал это необходимым. Однако он настаивал самым решительным образом на том, что мы должны остаться в одном лье от берега, чтобы взять на борт еще несколько баркасов с водой, прежде чем покинем остров. Тщетно я убеждал его, что у нас нет в этом ни малейшей потребности.
Мсье де Лангль придерживался системы Кука и полагал, что свежая вода стократно предпочтительнее, чем та, которая была у нас в трюме. Поскольку у некоторых членов его команды проявились легкие симптомы цинги, он решил, и вполне справедливо, что ради них он обязан использовать все доступные ему средства. Кроме того, ни один остров изобилием продовольствия не мог сравниться с этим. Два фрегата уже приобрели свыше пятисот свиней, а также огромное количество птицы, голубей и фруктов, и все это стоило нам лишь несколько ниток стеклянных бус.
Я сознавал справедливость этих доводов, однако тайное предчувствие мешало мне согласиться немедленно. Я сказал ему, что нахожу островитян слишком беспокойными, чтобы посылать наши шлюпки на остров, когда мы не сможем поддержать их с кораблей, и что наша сдержанность лишь увеличила дерзость туземцев: они принимали в расчет только нашу физическую силу, которая, безусловно, уступала их силе.
Однако ничто не могло поколебать решимости мсье де Лангля. Он сказал мне, что мой отказ возложит на меня ответственность за распространение цинги, которая начала проявляться уже достаточно сильно, и что, кроме того, бухта, о которой он говорил, намного удобнее той, где мы пополнили свои запасы воды. Наконец, он попросил меня позволить ему лично возглавить вылазку, уверяя, что через три часа он вернется на корабль со всеми шлюпками, наполненными водой.
Мсье де Лангль был человеком столь большой рассудительности и настолько одаренным, что эти соображения более любых других доводов определили мое согласие или, скорее, то, что моя воля уступила его воле. Я пообещал ему, что ночью мы будем лавировать возле острова, а утром под его командованием отправим на берег два баркаса и две шлюпки, вооруженные, как он посчитает нужным.
Вскоре мы убедились, что время для отплытия действительно наступило: поднимая якорь, мы обнаружили, что одну из прядей каната перерезало кораллом, и через два часа он был бы разрезан полностью.
