Когда наша работа подходила к концу, количество туземцев увеличилось, и они становились все более беспокойными. Это обстоятельство побудило мсье де Лангля отказаться от его изначального намерения выменять у туземцев немного съестных припасов, и он отдал приказ грузиться в лодки немедленно. Однако прежде, и это, я полагаю, стало первой причиной постигшего нас несчастья, он подарил немного бус нескольким островитянам, своего рода вождям, которые помогали нам удерживать туземцев в небольшом отдалении. Впрочем, мы были уверены, что их попытки сохранить порядок были всего лишь игрой: если эти предполагаемые вожди и обладали какой-либо властью, она распространялась на незначительное число их соотечественников.
Эти подарки, полученные лишь пятью или шестью островитянами, вызвали недовольство всех остальных. Всеобщий ропот отныне не прекращался, и мы более не могли их сдерживать. Однако они позволили нам взойти в баркасы, хотя часть из них последовала за нами в море, в то время как другие начали поднимать камни на берегу.
Поскольку баркасы сидели на мели недалеко от берега, мы были вынуждены по пояс войти в воду, чтобы попасть в них, и при этом несколько солдат намочили свое оружие. Когда мы находились в этом критическом положении, и начались те ужасные события, о которых я сейчас расскажу.
Портрет Лаперуза.
Гравюра Д. К. Бонатти по картине Ж. Ф. Бозио. Начало XIX в.
Только мы оказались в баркасах, как мсье де Лангль приказал столкнуть их с мели и поднять якорь. Несколько самых сильных островитян решили помешать этому и схватили канат. Капитан, свидетель их противодействия, видя, что волнение возрастает и несколько камней уже достигло его, попытался устрашить дикарей и выстрелил в воздух. Однако, нисколько не напуганные, они восприняли это как сигнал к общему наступлению.
Тут же град камней, метаемых с такой же силой, как и скоростью, обрушился на нас. Обе стороны вступили в схватку, и она стала всеобщей. Те, чьи мушкеты были в состоянии стрелять, поразили нескольких разъяренных дикарей, однако других это нисколько не смутило, и они, как казалось, лишь удвоили свой напор. Часть из них приблизилась к нашим баркасам, в то время как другие, шестьсот или семьсот человек, продолжали забрасывать нас камнями самым страшным и сокрушительным образом.
Как только началась схватка, я бросился в воду, чтобы добраться до шлюпки „Астролябии”, в которой не было ни одного офицера. Обстоятельства придали мне достаточно сил, чтобы преодолеть небольшое расстояние вплавь. Хотя я был еще слаб и получил несколько ударов камнями, я смог взобраться в шлюпку без чьей-либо помощи. С отчаянием я увидел, что в шлюпке лишь один или два мушкета не намочены и что нам не остается ничего другого, кроме как увести ее за пределы рифов как можно скорее.
Тем временем схватка продолжалась, и огромные камни, метаемые дикарями, каждый миг поражали кого-либо из нас. Как только раненый падал в море с того борта, где находились дикари, его тут же добивали ударами весел и палок.
Мсье де Лангль стал первой жертвой кровожадных дикарей, которые видели от него лишь благодеяния. В самом начале нападения его сбили с носа баркаса, и он упал в море вместе с каптенармусом и старшим плотником, которые были рядом с ним. Ярость, с которой островитяне набросились на капитана, спасла двух других, которые смогли добраться до наших лодок.
Все, кто находился в баркасах, вскоре разделили горестную судьбу капитана, кроме нескольких человек, которым удалось бежать на рифы и оттуда отправиться вплавь к шлюпкам. Не прошло и четырех минут, как островитяне завладели обоими баркасами, и в отчаянии я смотрел, как убивают наших несчастных товарищей, не имея возможности хоть чем-то помочь им.
Шлюпка „Астролябии” еще оставалась среди рифов, и каждый миг я ждал, что ее постигнет та же участь, что и баркасы. Однако жадность островитян спасла ее: большинство бросились к баркасам, остальные довольствовались тем, что метали в нас камни. Несколько из них, впрочем, отправились на рифы в проходе, чтобы дождаться нас.
Хотя волнение было очень сильным и ветер встречным, нам удалось, несмотря на камни и опасные ранения, которые получили почти все мы, покинуть эту роковую бухту и соединиться с мсье Мутоном, командиром шлюпки „Буссоли”, которая уже вышла за пределы рифов. Он приказал выбросить в море бочки с водой, чтобы освободить место для всех, кто смог добраться к нему. Я взял в шлюпку „Астролябии” мсье Бутена и Колине, а также еще несколько человек.
Все, кто спасся на шлюпках, получили ранения разной тяжести, и шлюпки, таким образом, оказались без защиты. Невозможно было думать о возвращении в бухту, чтобы противостоять тысяче разъяренных дикарей. Это означало бы бессмысленно обречь себя на верную смерть.
Поэтому мы направились к фрегатам, которые в три часа пополудни, тогда, когда произошла расправа, лавировали в сторону моря. Они не догадывались, что мы могли подвергнуться какой-либо опасности. Установился свежий бриз, и фрегаты были далеко на ветре — досадное обстоятельство для нас, в особенности для тех, чьи раны нуждались в срочной перевязке. В четыре часа фрегаты переменили галс и направились к суше. Как только мы преодолели рифы, я поставил парус и пошел по ветру, чтобы отдалиться от берега. Я приказал выбросить в море все, что могло замедлять ход нашей шлюпки, наполненной людьми.
К счастью, островитяне, занятые разграблением баркасов, не думали о том, чтобы преследовать нас. Все наши средства защиты состояли из четырех или пяти сабель и двух или трех патронов для мушкета — едва ли мы смогли бы противостоять с таким оружием двумстам или тремстам дикарям, вооруженным камнями и дубинками, в легких пирогах, в которых они могли бы держаться от нас на таком расстоянии, на каком пожелали бы.
Впрочем, несколько пирог вышли из залива вскоре после нас, однако они пошли вдоль берега, откуда одна из них направилась к тем пирогам, которые оставались возле наших фрегатов. Проходя мимо нас, туземцы имели наглость делать нам угрожающие жесты, однако я был вынужден отложить мщение и сберечь наши незначительные средства обороны.
Когда мы оказались в открытом море, мы пошли против ветра в направлении фрегатов, подняв красный платок на топ мачты, и, приблизившись, израсходовали три последних патрона. Мсье Мутон также подал сигнал о помощи с помощью двух платков, однако нас заметили лишь тогда, когда мы оказались у борта корабля.
Тогда „Астролябия”, которая была ближе к нам, спустилась под ветер, чтобы подойти к нам. В четыре с половиной часа я выгрузил на нее тех, чьи ранения были наиболее тяжелыми, мсье Мутон поступил так же, и мы незамедлительно отправились на „Буссоль”. Я сообщил командующему печальную новость. После всех мер предосторожности, подсказанных его благоразумием, и при его полном доверии к благоразумию мсье де Лангля, его изумление было беспредельным. И я могу сравнить его скорбь лишь с той, которую испытывал сам.
