Я убежден, что мореплаватели, которые после меня отправятся на поиски этого острова, преуспеют не более меня. Однако им следует предпринимать это лишь при плавании в восточном направлении в Индийский океан. В этом случае переход на 30° по этой параллели будет не труднее, чем по любой другой. И если земля не будет обнаружена, они, по крайней мере, приблизятся к своей следующей цели.
Я пребываю в твердом убеждении, что остров Лароше, как и остров Пепис
[63], — плод воображения. Сообщение Лароше, который якобы видел высокие деревья на нем, лишено малейшего правдоподобия. Вполне установлено, что на 45° широты на острове посреди Южного океана можно обнаружить лишь кустарники, поскольку ни одного большого дерева не встречается даже на островах Тристан-да-Кунья, расположенных в безмерно более благоприятных для растительности широтах.
25 декабря на несколько дней установились ветра от зюйд-веста. Они вынудили меня взять курс на вест-норд-вест и покинуть параллель, по которой я неизменно двигался в течение двадцати дней. Поскольку я уже миновал все места, приписываемые на картах острову Гран-де-Лароше, и поскольку благоприятный сезон начался уже давно, я решил придерживаться курса, который быстрее всего приведет меня на запад, сильно опасаясь, что мне придется огибать мыс Горн в плохое время года. Однако погода была благоприятнее, чем я посмел бы надеяться. Шторма закончились вместе с декабрем, и январь был почти так же хорош, как июль у берегов Европы.
Ветер постоянно перемещался от норд-веста к зюйд-весту и обратно, однако это не мешало нам идти на всех парусах. По состоянию неба мы могли с уверенностью определить момент, когда ветер переменится, и поэтому всегда были готовы перейти на более выгодный галс. Как только горизонт затуманивался и небо затягивалось облаками, ветер от зюйд-веста переходил на вест. Через два часа устанавливался норд-вест. Наоборот, когда туман рассеивался, мы были уверены, что ветер не замедлит вернуться к зюйд-весту через вест. Я полагаю, что в продолжение шестидесяти шести дней плавания ветер заходил с восточных румбов не более восемнадцати часов.
У нас было несколько дней штиля и спокойного моря, в течение которых офицеры фрегатов охотились из шлюпок и убили большое число птиц, почти неизменно окружавших нас. Это занятие, обычно вполне успешное, обеспечивало свежим мясом наши команды, и несколько раз количества подстреленных птиц хватило, чтобы накормить всех. Матросам они были больше по вкусу, чем солонина, и я полагаю, что и безмерно полезнее для их здоровья.
Во время наших прогулок мы охотились на альбатросов крупной и мелкой породы и четыре разновидности буревестников. Без кожи и приправленные пикантным соусом, они были почти так же хороши, как и дикие утки, которых едят в Европе. Натуралисты, сопровождавшие капитана Кука, настолько исчерпывающе описали эти виды птиц, что я лишь посчитал нужным привести их рисунки, чтобы орнитологи были уверены, что мы встретили те же самые виды, что и мсье Бэнкс, Соландер и Форстер.
14 января мы наконец бросили лот у побережья Патагонии на 47° 50′ южной широты и 64° 37′ западной долготы, согласно нашим последним лунным наблюдениям: мы никогда не упускали возможности произвести их, если позволяла погода. Офицеры фрегата весьма искусны в этом деле и так хорошо помогали мсье Дажеле, что я не думаю, что погрешность в определении долготы может превысить полградуса.
21 января мы увидели мыс Хорошей Погоды — выступ суши к северу от реки Галлегос на побережье Патагонии. Мы были на расстоянии около трех лье от суши, а глубина составляла сорок одну сажень, грунт — мелкая галька или камни из глинистых пород размером с горошину. Наша долгота, по наблюдениям в полдень, соответствовала карте второй экспедиции Кука, отличаясь лишь на 15′, на которые мы были восточнее. Мы продолжали идти вдоль побережья Патагонии на расстоянии от трех до пяти лье.
22 января в полдень мы пеленговали мыс Дев на четырех лье на весте. Суша здесь представляет собой низменность без какой-либо зелени. Пейзаж, приведенный редактором адмирала Энсона, очень точен, а координаты безупречно определены на карте второй экспедиции Кука.
Гора Сармиенто на Огненной Земле.
Гравюра. XIX в.
До мыса Дев лот все время показывал илистый грунт или мелкую гальку, перемешанную с илом, — такой грунт обычно обнаруживается в направлении устья рек. Однако, когда мы подошли к Огненной Земле, лот почти неизменно определял скалистое дно. Хотя мы были в трех лье от суши, глубина составляла всего от двадцати четырех до тридцати саженей, что убеждает меня в том, что этот берег не так же безопасен, как побережье Патагонии.
Широта и долгота различных мысов Огненной Земли определены на карте капитана Кука с большой точностью.
Линия берега между этими мысами прочерчена на основании точных измерений, однако было невозможно уделить внимание всем подробностям, которые влияют на безопасность мореплавания. Капитан Кук и все другие мореплаватели могут ручаться лишь за собственный маршрут и пробы глубины, которые произвели сами. Вполне возможно, что, когда море было спокойным, они прошли вблизи мелей и скал, на которых не было бурунов. Поэтому навигация в этих водах требует больших предосторожностей, чем возле континента Европы.
Я вдаюсь в эти подробности, чтобы показать, какую степень доверия заслуживают карты подобного рода, самые совершенные, без сомнения, однако начертанные во время быстрого перехода сквозь огромные пространства. Мореплаватели прошлых эпох не смогли бы приблизиться к их точности, поскольку метод лунных наблюдений еще не был известен. Я полагаю, что в тех точках, где мы проверяли, ошибка этих карт составляет не более 20′ — с такой же точностью мы определяем долготу обсерваторий Гринвича и Парижа.
25 января в два часа пополудни я пеленговал в одном лье на зюйде мыс Сан-Диего, который образует западную оконечность пролива Лемера. С утра я шел на таком расстоянии от суши и проследовал по заливу, где высаживался мсье Бэнкс в поисках растений, в то время как «Резолюшн» ждал его с поднятыми парусами.
Погода была настолько хорошей, что я не мог доставить такое же удовольствие нашим натуралистам. В три часа я вошел в пролив Дрейка, обогнув на расстоянии три четверти лье мыс Сан-Диего, где были буруны, которые, как я полагаю, простирались не более чем на милю. Однако, увидев другие буруны дальше на взморье, я повернул к зюйд-весту, чтобы обойти их. Впрочем, вскоре я понял, что их вызывали течения и что подводные скалы мыса Сан-Диего были очень далеко от меня.
Поскольку дул свежий бриз с норда, я мог позволить себе приблизиться к Огненной Земле — я прошел вдоль ее побережья на расстоянии менее полулье. Ветер был очень благоприятен и погода настолько хороша, что я тотчас же отказался от своего намерения зайти на стоянку в бухту Успеха и пошел дальше, чтобы, не теряя ни мгновения, обогнуть мыс Горн. Я посчитал, что будет невозможно удовлетворить все мои нужды, не потратив десять или двенадцать дней. Суровая необходимость вынудила меня задержаться на такое же время у Санта-Катарины, поскольку в открытых бухтах, где морской прибой с силой накатывает на берег, половина дней таковы, что шлюпки не могут подходить к берегу. Если к подобным неудобствам присоединится ветер от зюйда, который задержит меня в бухте Успеха, благоприятное время года минует и я подвергну свой корабль повреждениям и команду — тяготам и утомлению, что весьма навредит экспедиции.
