Установление долготы методом определения лунных расстояний.
Гравюра. XVII в.
Географические координаты, определяющие положение точки на земной поверхности, были известны еще в античности. В настоящее время измерения осуществляются в градусах: широта отсчитывается от экватора, а долгота — от выбранного в качестве нулевого меридиана (от Гринвича).
Широту измерить достаточно просто — по высоте над горизонтом Полярной звезды (это умели делать еще древнегреческие мореплаватели). Сложнее с долготой или разностью долгот, для определения которых нужны очень точные часы.
Очень остро эта проблема встала перед мореплавателями эпохи великих географических открытий. В XVI в., после изобретения телескопа Галилео Галилеем, им был предложен метод, который позволял вычислять долготу достаточно точно по расстоянию от лунного диска до опорных, хорошо известных, звезд. Были составлены специальные таблицы, дающие положение Луны среди звезд на меридиане для определенного момента времени и, следовательно, долготы наблюдателя.
В 1567 г. испанский король Филипп II назначил вознаграждение за решение проблемы определения долготы в открытом море; в правление Филиппа III вознаграждение было увеличено. В XVII в. Нидерланды назначили свой приз в 30 тысяч флоринов. Вскоре вознаграждение обещали также Португалия и Венеция.
В 1714 г. парламент Англии принял билль, предусматривающий награду в сумме 10 тысяч фунтов стерлингов тому, кто предложит метод, который позволит определять долготу с точностью до одного градуса большой окружности, или шестидесяти географических миль. В случае повышения точности в два раза сумма удваивалась и составляла 20 тысяч фунтов стерлингов.
Проблема долготы была решена в 1735 г. лондонским часовщиком Джоном Гаррисоном. Использование его морского хронометра позволило находить положение корабля с точностью до секунд времени, что составляло на экваторе расстояние около 1 км.
В 1772 г. Джеймс Кук, отправляясь во второе кругосветное путешествие, взял с собой экземпляр морского хронометра Гаррисона. Позднее Кук писал, что результат превзошел все ожидания. Об этом же пишет и Лаперуз в своем дневнике.
Моя шлюпка под командованием мсье Бутена, лейтенанта корабля, отправилась к острову, как и шлюпка «Астролябии», куда погрузился мсье де Лангль лично вместе с мсье ла Мартинье, Вожуа, Прево и отцом Ресевером. В подзорную трубу я видел, что они высадились с большим трудом: морской прибой повсюду был очень высок и они воспользовались более спокойным участком и прыгнули в воду, которая оказалась им по шею. Я опасался, что возвращение в шлюпки окажется еще труднее: как казалось, волнение на море с каждым мигом усиливалось. Отныне лишь это обстоятельство могло побудить меня бросить здесь якорь, ибо все мы столь же сильно стремились покинуть это место, как еще недавно мы желали достичь его. К счастью, в два часа я увидел, что наши шлюпки возвращаются, и «Астролябия» снялась с якоря.
Мсье Бутен доложил мне, что остров в тысячу раз ужаснее, чем об этом можно судить с расстояния четверти лье. Потоки лавы образовали овраги и расщелины, по краям которых растут немногочисленные и чахлые кокосовые пальмы, опутанные лианами нескольких видов — растениями, через которые невозможно пробираться быстрее, чем со скоростью сто туазов в час. С девяти часов утра до полудня пятнадцать или шестнадцать человек погрузили в шлюпки около сотни кокосов, которые им нужно было лишь поднять с земли. Однако главная трудность состояла в том, чтобы принести их на берег, хотя он и находился очень близко. Лава, вытекшая из кратера, завладела всеми склонами вулкана до расстояния около сорока туазов от моря. Казалось, что верхняя часть горы покрыта закопченным черным стеклом. Мы не смогли разглядеть ее вершину, которая все время была скрыта облаками. Хотя мы и не видели дыма, исходящего из нее, мы чувствовали запах серы, который распространялся на расстояние полулье от берега. Поэтому я предположил, что этот вулкан не вполне потухший и что его последнее извержение произошло не так уж давно. Кроме того, в средней части горы не было заметно ни малейших следов разрушения лавы.
Остров Асунсьон.
Современная фотография
Все свидетельствовало о том, что никто из людей или четвероногих животных не был настолько несчастен, чтобы иметь своим домом этот остров, на котором мы увидели лишь несколько огромных крабов: ночью они могли бы оказаться очень опасными для того, кто остался бы спать на берегу. Матросы привезли одного из них на корабль. Это ракообразное, вероятно, прогнало с острова всех морских птиц, пожирая их яйца, которые они всегда откладывают на суше. Во время стоянки мы увидели только трех или четырех олуш, хотя когда мы подходили к островам Мауг, наши корабли окружило бесчисленное множество птиц.
Мсье де Лангль подстрелил на Асунсьоне черную птицу, напоминающую дрозда, однако она не пополнила нашей коллекции, поскольку упала в расщелину. Наши натуралисты нашли в скальных углублениях очень красивые раковины. Мсье де ла Мартинье собрал образцы всех растений острова и принес на борт плоды трех или четырех видов банановых деревьев, прежде мной никогда и нигде не виденных. В прибрежных водах мы заметили лишь красную ставриду, маленьких акул и морскую змею длиной около трех футов и трех дюймов в поперечнике.
Сто кокосовых орехов и небольшое число предметов естественной истории, столь быстро добытых нами на этом вулкане — а это истинное имя острова, — подвергли наши шлюпки и их экипажи большой опасности. Мсье Бутен, вынужденный прыгнуть в море при высадке и при возвращении в лодку, получил несколько ранений руки, причиненных острыми краями прибрежных скал, на которые он опирался. Мсье де Лангль также несколько раз был вынужден рисковать, однако все эти опасности неизбежны при высадке на любой столь маленький остров и в особенности если он округлой формы, как этот: море под действием ветра скользит вдоль берегов и создает прибой на малейшем выступе, который весьма осложняет подход к острову.
К счастью, у нас было достаточно пресной воды, чтобы достичь Китая, — было бы крайне трудно добыть ее на Асунсьоне, если она вообще есть на этом острове. Наши матросы заметили ее лишь в нескольких углублениях скал, которые собирали ее, подобно сосудам. В самом большом из них воды не набралось бы и на шесть бутылей
[124].
