Сильная жара в Маниле начала пагубно сказываться на здоровье наших экипажей. У нескольких матросов случились колики, которые, впрочем, не возымели каких-либо тяжелых последствий. Однако мсье де Ламанону и Дегремону, которых мы привезли из Макао уже больными дизентерией, вызванной, вероятно, подавленным потоотделением, высадка на сушу не принесла облегчения. Наоборот, их состояние ухудшилось, и настолько, что мсье Дегремон через двадцать три дня после нашего прибытия стал безнадежен, а на двадцать пятый день скончался. Это был второй человек, умерший от болезни на борту «Астролябии», в то время как команда «Буссоли» еще не знала подобного несчастья, хотя в целом состояние ее здоровья было хуже, чем у команды другого фрегата.
Здесь необходимо отметить, что слуга, умерший на переходе из Чили на остров Пасхи, поступил на борт уже с чахоткой — мсье де Лангль уступил желанию его хозяина, который надеялся, что морской воздух и теплый климат помогут его спутнику. Что касается мсье Дегремона, то, вопреки предписаниям врачей и тайком от своих друзей и товарищей, он решил лечить свою болезнь подожженным бренди, острым перцем и другими средствами, которым даже самый сильный человек не смог бы долго сопротивляться, и пал жертвой собственного неблагоразумия и слишком высокого мнения о крепости своего здоровья.
28 марта все наши работы в Кавите закончились — наши шлюпки были построены, паруса починены, такелаж проверен, обшивка двух фрегатов полностью проконопачена и солонина заготовлена в бочках. Последнюю работу мы не пожелали доверить поставщикам из Манилы. Мы знали, что солонина на испанских галеонах портится через три месяца, при том что наша вера в метод капитана Кука была сильна. Поэтому каждому солильщику мы вручили описание этого метода и сами надзирали за новым для них трудом. У нас на борту оставались соль и уксус еще из Европы, и мы приобрели у испанцев свиней по очень выгодной цене.
Пирога аборигенов в гавани Французов.
Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза».
1800 г.
Между Манилой и Китаем поддерживаются очень частые сношения, и каждую неделю мы узнавали новости из Макао. С огромным изумлением мы узнали о прибытии в эстуарий Жемчужной реки «Резолюсьона» под командованием мсье Д’Антркасто и фрегата «Субтиль» под началом мсье Лакруа де Кастри. Эти корабли вышли из Батавии, когда северо-восточный муссон был еще силен, и направились на восток от Филиппинских островов. Они прошли вдоль берегов Новой Гвинеи и, не имея карты, пересекли моря, полные скал. Через семьдесят дней после ухода из Батавии они, наконец, бросили якорь в виду Макао на следующий день после нашего отбытия.
Астрономические наблюдения, произведенные ими в ходе плавания, очень важны для изучения тех морей, которые всегда открыты для судов, столкнувшихся с неблагоприятным муссоном. Весьма удивительно, что наша Ост-Индская компания назначила командиром судна, пропустившего текущую навигацию, капитана, которому совершенно незнаком этот маршрут.
Я получил в Маниле письмо мсье Д’Антркасто, в котором он сообщал мне о целях своей экспедиции, и вскоре сам фрегат «Субтиль» доставил мне другие донесения. Мсье Лакруа де Кастри, который обогнул мыс Доброй Надежды вместе с «Калипсо», привез нам новости из Европы, однако самые свежие из них датировались 24 апреля, и нашему любопытству оставалось лишь гадать о том, что произошло в последующие одиннадцать месяцев. Помимо того, наши семьи не воспользовались этой возможностью, чтобы написать нам, и в состоянии покоя, в котором пребывала Европа, наш интерес к политическим событиям был слишком слаб по сравнению с тревогами и надеждами, вызванными судьбой близких людей. Впрочем, мы были рады еще одному случаю отправить письма во Францию.
Китайский император с советником и принцессой.
Литография. XIX в.
Китайский паланкин.
Литография. XIX в.
Китайский рынок.
Литография. XIX в.
Корабельный компас.
Первая четверть XVIII в.
«Субтиль» был настолько хорошо укомплектован, что мсье Лакруа де Кастри смог отчасти восполнить потерю солдат и офицеров, понесенную нами в Америке: на каждый из наших фрегатов он перевел одного офицера и четырех матросов. Мсье Гюйе, младший лейтенант флота, поступил на «Буссоль» и мсье Гобьен, мичман, — на «Астролябию». Мы крайне нуждались в этом пополнении. У нас было на восемь офицеров меньше, чем при отплытии из Франции, считая с мсье де Сен-Сираном, чье полное истощение сил вынуждало меня отправить его на Иль-де-Франс на «Субтиле». Все врачи были единодушны в том, что его дальнейшее участие в экспедиции невозможно.
Все продовольствие было погружено в назначенный срок, однако Страстная неделя приостановила все наши дела в Маниле, что задержало поставку остальных припасов. Поэтому днем отплытия я выбрал понедельник после Пасхи. Поскольку северо-восточный муссон был все еще очень крепок, пожертвовав три или четыре дня, мы не могли повредить экспедиции.
3 апреля мы погрузили на борт все наши астрономические инструменты. По мнению мсье Дажеле, после отплытия из Франции мы еще не встречали места более удобного для точного определения хода хронометра № 19. Мы установили обсерваторию в саду губернатора, приблизительно в ста двадцати туазах от наших кораблей. Согласно очень большому числу лунных наблюдений, восточная долгота Кавите составила 118° 50′ 40″, и северная широта, определенная с помощью 3-футового квадранта, — 14° 29′ 9″. Если бы мы пожелали вычислить долготу по хронометру № 19, то она, с учетом ежедневного отставания, установленного в Макао, составила бы 118° 46′ 8″ — иными словами, на 4′ 32″ меньше, чем определенная астрономически.
