Я продолжал бросать лот, и вскоре он показал лишь двенадцать саженей. Я изменил курс в сторону Формозы, но глубины оставались столь же неравномерными. Я посчитал, что должен встать на якорь, и передал сигнал «Астролябии». Ночь была ясной, а на рассвете никаких бурунов вокруг себя мы не увидели. Я приказал сниматься с якоря и взял курс на норд-вест-тень-вест в направлении китайского побережья. Однако в девять часов утра лот показал двадцать одну сажень, а через минуту — всего одиннадцать саженей и скалистый грунт, и я посчитал, что должен отказаться от продолжения столь опасного изучения дна. На веслах наши шлюпки ходили слишком плохо, чтобы промерять глубины перед фрегатами, прокладывая нам путь.
Вследствие этого я решил повернуть в противоположную сторону света и взял курс на зюйд-ост-тень-ост. В этом направлении мы прошли шесть лье, над неровным грунтом из песка и скал с глубинами от двадцати четырех до одиннадцати саженей. Затем глубина начала возрастать, и в десять часов вечера лот уже не обнаруживал дна. Мы находились тогда приблизительно в двенадцати лье от той точки, в которой утром изменили курс.
Вид на Формозу (Тайвань) и голландский форт Зеландия с высоты птичьего полета.
Рисунок. 1624 г.
Эта отмель, границу которой в северо-западном направлении мы не определили, располагается в средней части пути, пройденного нами в тот день, на 23° северной широты и 116° 45′ восточной долготы. Ее юго-восточная оконечность находится на 22° 52′ северной широты и 117° 3′ восточной долготы. Возможно, она не опасна, поскольку наименьшая глубина, которую показал наш лот, составила одиннадцать саженей. Однако неровный характер дна внушает большие подозрения. Необходимо отметить, что подобные отмели очень часто встречаются в Китайском море, почти достигая уровня воды во время отлива, что стало причиной множества кораблекрушений.
Галс, на котором мы тогда шли, возвращал нас к побережью Формозы в том месте, где открывался вход в бухту старинного форта Зеландия в городе Тайнань, столице этого острова. Я знал, что эта китайская колония восстала против империи и против нее направили двадцатитысячную армию под командованием наместника Кантона. Северо-восточный муссон, который по-прежнему не ослабевал, позволял мне пожертвовать несколько дней ради удовольствия узнать последние новости об этих событиях. Посему я бросил якорь к западу от бухты на семнадцати саженях, хотя наши шлюпки обнаружили четырнадцать саженей в полутора лье от берега. Однако мне было известно, что слишком близко подойти к острову невозможно: глубина в порту Тайнаня составляет лишь семь футов, и голландцы, в те времена, когда владели этим островом, были вынуждены оставлять свои суда на Пескадорских островах, где есть очень хорошая гавань, в которой они возвели укрепления.
В силу этого обстоятельства я колебался, посылать ли мне на берег шлюпку, которую я не смогу поддержать с фрегатов и которая, скорее всего, вызовет подозрения в этой китайской колонии, находящейся в состоянии войны. Лучшее, на что я мог рассчитывать, что шлюпку отошлют обратно, не позволив причалить к берегу. Если бы, наоборот, ее задержали, я оказался бы в очень затруднительном положении, и уничтожение двух-трех сампанов стало бы слабым утешением.
Наконец я решил, что разумнее будет подозвать к борту одну из китайских лодок, которые были в пределах видимости. Я показывал им пиастры, которые, как мне показалось, весьма их соблазняли, однако любые сношения с иностранцами, похоже, были запрещены этим людям. Было очевидно, что они нас не боятся, поскольку их лодки проходили на расстоянии мушкетного выстрела от нас, однако они отказывались подниматься на борт.
Лишь одному хватило смелости на это. Мы купили у него всю рыбу по той цене, которую он назначил, чтобы расположить его к себе и побудить к общению с нами. Однако оказалось невозможным понять ответы этого рыбака на наши вопросы, смысла которых он также не уловил. Не только язык этих людей не имеет ни малейшего сходства с европейскими языками, но и тот язык жестов, который кажется нам всеобщим, ничего не говорит им, и движение головой, означающее среди нас «да», для них, возможно, обладает противоположным значением.
Эта маленькая попытка, даже если предположить, что нашу шлюпку на берегу встретили бы наилучшим образом, еще более убедила меня в невозможности удовлетворить мое любопытство. Поэтому я решил на следующий день сниматься с якоря, когда подует бриз с суши. Множество огней, зажженных на берегу, показались мне сигнальными, и я подумал, что наше появление вызвало тревогу, однако было более чем вероятным, что армии китайцев и бунтовщиков не находились вблизи Тайнаня, где мы могли видеть небольшое число рыболовецких судов, которые при ведении боевых действий использовались бы иначе.
То, что было предположением, вскоре превратилось в уверенность. На следующий день бриз с суши и моря позволил нам пройти десять лье к норду, и мы увидели армию китайцев в устье большой реки на 23° 25′ северной широты, где песчаные отмели простирались на четыре-пять лье от берега. Мы бросили якорь напротив реки на тридцати семи саженях на илистом грунте. Мы не смогли сосчитать все суда: у многих были подняты паруса, другие стояли на якоре у берега и огромное число находилось в устье реки.
Китайский адмирал, на мачтах которого развевались различные флаги, стоял на якоре дальше всех от берега с подветренной стороны от отмелей. От наших фрегатов его отделяло около одного лье. Когда наступила ночь, на всех его мачтах зажглись огни, которые служили маяком для нескольких судов, еще не подошедших к месту сбора.
Эти корабли, вынужденные пройти мимо наших фрегатов, чтобы соединиться со своим командующим, позаботились о том, чтобы не приблизиться к нам на расстояние пушечного выстрела, несомненно, не зная, считать ли нас друзьями или врагами. До полуночи яркий лунный свет позволял нам наблюдать за китайцами, и никогда мы не желали ясной погоды сильнее, чем тогда, чтобы увидеть последствия всех этих событий.
Мы пеленговали южные из Пескадорских островов на вест-тень-норде. Было вполне вероятно, что китайская армия вышла на кораблях в море из провинции Фуцзянь и собралась на Пэнху, самом большом из Пескадорских островов, где есть очень хорошая гавань, и уже оттуда отправилась к этому месту соединения, чтобы начать военные действия.
Мы, однако, не смогли удовлетворить свое любопытство, поскольку погода испортилась настолько, что мы были вынуждены покинуть стоянку перед рассветом, чтобы сберечь свои якоря, которые не смогли бы поднять, если бы промедлили с этим еще хотя бы час. Небо затянулось в четыре часа утра, задуло очень свежо, и видимость более не позволяла нам различить сушу.
Впрочем, на рассвете я увидел корабль китайского адмирала, входившего на ветре в устье реки с несколькими другими джонками, которые я еще мог различить сквозь туман. Я направился в открытое море на четырех главных парусах
[143], на которых были взяты все рифы. Ветер дул от норд-норд-оста, и я надеялся обогнуть Пескадорские острова, взяв курс на норд-вест, однако, к своему величайшему удивлению, в девять часов утра я заметил множество скал, образующих часть этого архипелага, в направлении на норд-норд-вест. Видимость была настолько плохой, что мы не смогли бы различить их, если бы не подошли столь близко. Буруны, окружающие эти скалы, сливались с морским прибоем на их поверхности. Более сильного шторма мне не доводилось видеть в жизни.
