Я сохранил за первым островом название Хоапинсу и за тем, который расположен более к норд-осту, — Тиаою-Су, как их называет отец Гобиль. Они находятся к осту от северной оконечности Формозы и на карте этого отца-иезуита помещены южнее, чем это следует из наших измерений широты. Как бы там ни было, мы помещаем остров Хоапинсу на 25° 44′ северной широты и 121° 14′ восточной долготы и остров Тиаою-Су — на 25° 55′ северной широты и 121° 27′ восточной долготы.
Наконец, мы покинули архипелаг Ликейских островов, намереваясь войти в широкое море между Японией и Китаем, где, как полагают некоторые географы, лот всегда обнаруживает дно
[150]. Это мнение истинно, однако лишь после 24° 4′ северной широты, где мы измерили глубину в семьдесят саженей, и до пролива между Японией и Кореей наш лот неизменно достигал дна. Китайский берег здесь настолько плоский, что на 31° широты в тридцати лье от суши мы имели лишь двадцать пять саженей под ватерлинией.
Покидая Манилу, я намеревался разведать вход в Желтое море к северу от Нанкина, если бы обстоятельства экспедиции позволили мне уделить этому несколько недель. Однако, в любом случае, для успешного продолжения нашей экспедиции мне было очень важно войти в Корейский пролив прежде 20 мая, и возле северного побережья Китая я столкнулся с препятствиями, которые не позволяли мне проходить более семи-восьми лье в сутки.
Туманы были столь же густыми и постоянными, как и у берегов Лабрадора. Очень слабые ветра дули только между норд-остом и остом, и часто наступал мертвый штиль. Тогда мы были вынуждены останавливаться и передавать звуковые сигналы «Астролябии», чтобы она не задела наш якорный канат: мы не видели ее, хотя она и находилась на расстоянии оклика. Течения были столь сильными, что мы не могли достаточно долго удерживать лот на дне, чтобы убедиться, не дрейфуем ли. Впрочем, скорость приливов и отливов составляла не более одного лье в час, хотя определить их направление было невозможно: оно менялось каждый миг и за двенадцать часов делало полный круг на компасе. Уловить момент полной или малой воды также не было возможности, поскольку прилив и отлив сразу же сменяли друг друга.
На протяжении десяти или двенадцати дней было лишь одно прояснение, которое позволило нам увидеть островок или скалу на 30° 45′ северной широты и 121° 26′ восточной долготы. Вскоре снова сгустился туман, и мы не смогли узнать, примыкает ли этот остров к материку или отделен от него широким проливом, поскольку побережья мы так и не увидели и наименьшая глубина составляла двадцать саженей.
19 мая после штиля и очень густого тумана, который не рассеивался пятнадцать дней, установился свежий ветер от норд-веста. Небо оставалось облачным и тусклым, однако видимость увеличилась до нескольких лье. На море, которое перед этим было столь спокойным, началось сильнейшее волнение. В это время я стоял на якоре на двадцати пяти саженях. Я передал сигнал сниматься с якоря и, не теряя ни мгновения, взял курс на норд-ост-тень-ост в направлении острова Квельпарт
[151] — это было первое интересное место, которое мы могли осмотреть перед входом в Корейский пролив.
Этот остров, известный европейцам лишь благодаря кораблекрушению голландского «Спервера» в 1653 году, в настоящее время является владением правителя Кореи. Мы подошли к нему 21 мая при самой ясной погоде, какая только может быть, и обстоятельствах, наиболее благоприятных для лунных наблюдений. Мы определили положение его южной оконечности: 33° 14′ северной широты и 124° 14′ восточной долготы. Я прошел вдоль всей его южной стороны на расстоянии двух лье, снимая берег на протяжении двенадцати лье, на основании чего мсье Бернизе начертил его карту.
Едва ли можно найти остров, являющий собой более красивое зрелище. Горный пик высотой около тысячи туазов, который можно увидеть с расстояния восемнадцати-двадцати лье, занимает среднюю часть острова и, несомненно, служит для него источником воды. Склоны постепенно опускаются к морю, на них амфитеатром располагаются поселения. Как нам показалось, почва возделывается до очень большой высоты.
В подзорные трубы мы рассмотрели угодья островитян: они разделены на очень маленькие участки, что говорит о большом населении. Многообразие оттенков этих участков на разной стадии возделывания делает вид острова еще приятнее для глаз. К сожалению, он принадлежит народу, которому запрещены любые сношения с иноземцами: последних обращают в рабов, если они имели несчастье потерпеть кораблекрушение у этих берегов.
Несколько голландцев с корабля «Спервер», после восемнадцатилетнего плена, во время которого их многократно подвергали избиениям, нашли способ украсть лодку и бежать в Японию, откуда они отправились в Батавию и затем, наконец, вернулись в Амстердам. Рассказ об этой истории сейчас перед нашими глазами, и он отнюдь не побуждает нас к тому, чтобы отправить на берег шлюпку! Мы увидели, как две пироги отошли от острова, однако они не приблизились к нам даже на одно лье и, вероятно, должны были только следить за нами и, возможно, передать сигнал тревоги на корейское побережье.
Я продолжал идти курсом на норд-ост-тень-ост, а в полночь лег в дрейф, чтобы дождаться рассвета. Погода была пасмурной, но без густого тумана. На весте я увидел северо-восточную оконечность Квельпарта и взял курс на норд-норд-ост, чтобы приблизиться к материковой Корее. Каждый час мы не переставали бросать лот, который показывал от шестидесяти до семидесяти саженей.
На рассвете мы увидели множество островов и скал, которые протягивались цепью вдоль материка на протяжении более пятнадцати лье. По пеленгам они располагались приблизительно между норд-остом и зюйд-вестом от нас, и наши наблюдения поместили их северную оконечность на 35° 15′ северной широты и 127° 7′ восточной долготы. Густой туман скрывал от нас континент, хотя он был не более чем в пяти-шести лье от нас.
На следующий день около одиннадцати часов мы увидели его. Он простирался за островками и скалами, которые по-прежнему его окаймляли. В двух лье к югу от этих островов наш лот неизменно показывал от тридцати до тридцати пяти саженей и илистый грунт. Небо оставалось беловатым и тусклым, однако солнце сквозило сквозь туман, что позволило нам произвести превосходные измерения широты и долготы, очень важные для географической науки: насколько известно, ни один европейский корабль еще никогда не пересекал эти моря, очертания которых в наших атласах срисованы с японских и китайских карт, изданных иезуитами.
Олферт Даппер. Жители Формозы.
1670 г.
По правде говоря, эти миссионеры исправили их, проследив с большой настойчивостью все берега с суши и подчинив их точным измерениям широты и долготы в Пекине, поэтому их ошибки незначительны. Также нужно признать, что они оказали неоценимые услуги географии, ибо только благодаря их трудам нам известна эта часть Азии, и их карты очень близки к истине. Мореплавателям остается желать лишь гидрографических подробностей, которые отсутствуют на их картах, поскольку иезуиты путешествовали сушей.
