На следующий день небо было безоблачным. Было воскресенье, и площадь рано наполнилась народом. Александра долго не вставала с кровати, стараясь наверстать упущенный за последние три недели сон. К полудню, спускаясь по лестнице, она поздоровалась с метрдотелем и спросила, не поступало ли ей какое-нибудь сообщение. Не поступало.
За обедом ей вновь навязалась пара – на этот раз из Вены, путешествующая в Дрезден. Муж с женой пригласили Александру на пикник в недалекий лес. Они рассказали, что в этом лесу во время Тридцатилетней войны великий имперский генералиссимус Альбрехт Венцель фон Вальдштейн, самый прославленный член этого древнего чешского рода и один из самых успешных полководцев в истории Европы, возвращаясь домой после битвы на Белой Горе, в которой католические войска императора одержали важную победу над богемскими протестантами, случайно упал с лошади и чуть не утонул в ручье из-за неумения плавать. Но Александра не поехала с молодыми австрийцами, предпочитая гулять по Дуксу и наблюдать за сменой караула у парадного забора замка.
Вечером она снова поинтересовалась у метрдотеля по поводу сообщений. Сообщений не было. Ночь наступила незаметно, и Александра продолжала читать, углубившись в мысли дуэлиста, почти до зари. Утром, около одиннадцати часов, ее разбудил стук в дверь.
– Фрау Снежинская, Вы спите? – спросил метрдотель. – К Вам пришел герр Волборн, камердинер графа Вальдштейна!
В карете, переезжая площадь, рыжеватый кучерявый в круглых очках камердинер сказал отвлеченно по-французски:
– Вам очень повезло, мадам. Граф завтра уезжает на охоту и будет отсутствовать целый месяц.
Въехав в ворота замка, карета пересекла первый травянистый дворик и остановилась у внутренней ограды, перед вторым мощеным двориком. Герр Волборн подал Александре руку и быстрым шагом сопроводил ее внутрь.
– Граф Вас ждет у себя в кабинете. Прошу.
В вестибюле висели громадные зеркала в позолоченных рамах и хрустальные люстры, некоторые из которых показались Александре муранскими. Поднимаясь по лестнице, она приподняла свое шелестящее темно-синее платье, и герр Волборн вновь поклонился, указывая на анфиладу залов: один был украшен персидскими коврами, восточными вазами и экзотическими драгоценностями; в следующем висели карты всех континентов; за ним – оружейная палата. На улице раздавался приглушенный лай собак. С нижнего этажа поднимался запах жареного фазана.
– Еще один зал, мадам, и мы пришли.
В зале семейных портретов и гербов висел также гобелен, изображающий битву на Белой Горе. Александра приостановилась и попыталась найти среди мужских портретов какое-нибудь сходство, какую-нибудь общесемейную черту, вроде выступающей габсбургской челюсти. Камердинер постучал в дверь кабинета.
– Frau Alexandra Snezhinskaya, mein Graf.
Откланявшись, герр Волборн оставил Александру на пороге и быстро ушел по своим делам.
– Je vous en prie, Madame, entrez
[58], – прозвучал из кабинета глубокий баритон.
В кабинете графа книжные полки тянулись до потолка и окна выходили на пруд и сад позади замка. К Александре подошел высокий мужчина в черном бархатном камзоле и звездообразным орденом на груди и поцеловал ей руку.
– Je suis enchantée de faire votre connaissance, Monsieur le Comte Waldstein
[59], – сказала Александра.
Граф был осанистым, крепким, нестарым, как Александра ожидала – лишь на пять-шесть лет старше ее, – галантным, очень модным и очень некрасивым. Вместо бакенбард по бокам лица спускались прилизанные пряди каштановых волос с острыми согнутыми кончиками, а верхняя прядь закрывала плоскую лысину. Его тяжелое овальное лицо с горбинкой на носу и слегка искривленным ртом выступало из белого, шелкового шейного платка, но его голубые глаза – потускневшие от беспрерывной неги и беззаботной холостяцкой жизни – смотрели нежно и даже участливо.
Он указал Александре на кожаное кресло и, присаживаясь напротив, сразу определил, что, встреть он эту женщину лет пятнадцать-двадцать назад, когда она была в расцвете своей красоты, он бы непременно застрелился, если бы его чувства остались безответными. Он также почувствовал, что, несмотря на отрешенные глаза, эта женщина при желании была еще способна вдохновить мужчину на многое, хоть на крестовый поход.
– Я снова извиняюсь, Ваше Сиятельство, – Александра не знала, говорить ли по-немецки или по-французски, но все-таки решила по-французски, поскольку сам граф обратился к ней на этом языке, – за этот странный визит.
Она растерянно улыбнулась, надеясь, что граф ее успокоит понимающим взглядом. Но граф на мгновение отвернулся, посмотрел в окно, затем нагнулся к Александре, желая ей что-то сказать, но потом встал и обошел спинку своего кресла.
– Я Вас побеспокоила, граф?
– Нет, мадам.
– Но Вы же понимаете, как важно для меня увидеть месье Казанову. Простите. Я знаю, мне надо было сначала написать ему письмо, но я не сдержалась. Я хотела сделать сюрприз, зная, что ему это будет весьма приятно.
– Это я все прекрасно понимаю, мадам. Я не могу понять, почему…
– Почему что, Ваше Сиятельство?
Граф сморщил лицо.
– Почему…
– Да?
Он вновь сел напротив Александры и взял ее трепещущие руки.
– Почему Вам не сказали?
– Что?
– Что месье Казанова скончался, – граф тяжело вздохнул. – Два месяца назад.
Думая, что Александра сейчас упадет в обморок, граф присел у ее кресла, готовясь ее поймать, если она повалится вперед. Но Александра не пошатнулась. После минуты молчания она достала платок и поднесла его к одному глазу, а затем ко второму.
– Я не знала.
– Мои соболезнования, мадам.
– Он болел?
– Да.
Вдруг она руками закрыла лицо и после глубокого всхлипа тихо заплакала.
– С ним кто-нибудь был в последние дни? – она платком вытирала лицо. – Из родственников, я имею в виду.
– Да, мадам. Приехал муж его племянницы.
– Это хорошо.
– А у Вас общих знакомых нет?
– Может быть, кто-то есть в России. Но они вряд ли бы знали о его смерти. Месье Казанова жил в России в 60-х годах. А мы познакомились в Венеции в 1782 году.
– Да, я знаю, – граф улыбнулся.
– Месье Казанова Вам рассказывал про… про тот период?
Граф встал.
– Можно Вам предложить рюмку бренди, мадам?
– Нет, спасибо, Ваше Сиятельство.
Граф налил одну рюмку и поставил ее на кофейный столик, между креслами.
