– А в полиции?
Она кусает губы:
– Да у них тот же круг знакомств, что у меня, если не хуже. И потом, при нашей профессии люди не могут быть ангелами. Ты только представь себе Терлетти в роли кристалла! – Фыркнув, она продолжает: – Комиссар Терлетти, переставший быть комиссаром Терлетти, дабы превратиться в посредника между человеком и Богом? Нет, это просто немыслимо! Терлетти не способен подавить свою натуру, отрешиться от самого себя, слишком уж он приземленный, слишком давно вошел в образ полицейского, слишком мужествен и волосат… Такая густая шерсть на теле – это признак не банальной настойчивости, а несокрушимого упорства.
Издали доносится возглас Мешена, подхваченный и раздробленный эхом:
– Ой, извините, мадам, извините меня!
Мы выглядываем из каморки: что там произошло? Неуклюжий Мешен в своем репертуаре: он уронил папки прямо на молящуюся старуху.
– А как насчет Мешена? – спрашиваю я.
– Что – насчет Мешена?
– Мешен в роли кристалла.
– Ох, этот недотепа…
И она щелкает пальцами.
– Конечно, у него есть одно достоинство – он пустоголовый, так что резонанс будет шикарный, ведь для звучности нужна именно пустота, – но он не отвечает другим твоим критериям. Мешен может быть только Мешеном, и больше никем. Он не способен воспарить…
Повысив голос, она окликает своего секретаря и спрашивает его с самым невинным видом:
– Мешен, вы ведь можете быть только Мешеном, не правда ли?
– Только… кем, госпожа следователь?
– Мешеном!
– Но… разумеется, госпожа следователь.
– И вы являетесь Мешеном с первого дня жизни?
– Очевидно, госпожа следователь.
Для ответа он наклонился к ней и, конечно, тут же снова выронил свои папки. Листы бумаги разлетелись по всей каморке, и он, ползая на коленях, пытается их собрать.
Пуатрено выносит приговор:
– Нет, только не Мешен.
Она встает, отряхивает одежду и говорит:
– Ладно, возвращаю тебя твоему мерзкому Пегару.
Я тоже поднимаюсь со стула.
– Почему вы все время зовете его мерзким Пегаром?
– Странный вопрос… Разве его фамилия не Пегар?
– Пегар.
– Ну, значит, я не ошиблась.
Склонив голову набок, она впивается в меня глазами:
– Я ненавижу один изъян, Огюстен, этот изъян – неточность. Так вот, уточняю: мерзкий Пегар заслужил титул чемпиона мира среди мерзавцев.
– Да неужели?
– Только не притворяйся удивленным! Он хорошо с тобой обращается?
– Нет.
– Он относится к тебе с уважением?
– Нет.
– Уделяет тебе внимание?
– Нет. Когда я ему нужен, он меня использует, этим и ограничивается его внимание. Однако я не нахожу в его отношении ничего странного или исключительного. Так ведут себя многие люди.
– Вопрос только в дозировке, мой мальчик. Характер, как лекарство, в зависимости от дозировки либо исцеляет, либо убивает. Так вот, я считаю, что его характер губит все живое.
Мне вспоминается девочка в клетчатом платьице, которая всюду ходит за ним.
– Вы имеете в виду его дочь?
– Сначала его жену. Она впала в депрессию сразу после выхода из роддома. И я не сомневаюсь, что эта депрессия объяснялась главным образом вполне здравой мыслью: она вдруг поняла, что родила ребенка Пегару и обречена растить его в обществе Пегара, а это сильно умаляет радость материнства. К сожалению, эта женщина, урожденная Де Вуттерс, получила католическое воспитание. Отсюда вывод: она так устыдилась этих своих сожалений о браке с Пегаром, что к депрессии добавился еще и комплекс вины.
Пуатрено ежится и делает паузу, ей неприятны эти воспоминания, близкие к сплетне. Потом продолжает:
– Их всех спас бы развод. Пегар мог согласиться, когда она впервые предложила ему расстаться. Но он ответил: «Пегары не разводятся! И Де Вуттерсы тоже, насколько мне известно!» Это так подточило ее силы, что через два года после рождения Офелии она умерла от рака.
– Офелии? Значит, девочку звали Офелия?
– Ужасная мысль – назвать так ребенка!
– Ну почему же, очаровательное имя.
– Больше чем имя, это – судьба.
– Не понял?
– Судьба отверженной девочки, которая в конце концов утонула.
И она вдруг понижает голос до шепота:
– Малышка утонула в бассейне их усадьбы. Скорее всего, причиной стал обморок от переохлаждения. Слуга обнаружил ее на дне много часов спустя. В тот день ее отец не работал дома. Но в любом случае он совсем ею не занимался, она была предоставлена самой себе: из скупости Пегар не нанял гувернантку или няньку, хотя бы приходящую. Если он обедал дома, Офелия подъедала за ним остатки и отправлялась спать, как только он ей приказывал. И никогда ни проблеска нежности к своему ребенку, никаких игр, никаких бесед, ничего! Отцовские обязанности… они его интересовали не больше, чем супружеские. Наверно, он женился и занимался любовью по чистому недоразумению. Или из приличия, раз уж так принято в обществе…
– Разве смерть дочери его не опечалила?
– Его-то?! Ну, на похоронах он, конечно, изображал безутешного отца, зато потом, избавившись от семейных тягот и став свободным, занялся работой еще энергичнее, чем прежде. Теперь у него только одна страсть – его дела.
– И все-таки ему не хватает дочери, раз он с ней не расстается. Она ведь повсюду его сопровождает. Это «его мертвая». Я часто вижу ее.
– Да, ты мне говорил. И я об этом много думала. Удивительный факт! Неужели мерзкий Пегар не так примитивен, не так груб и не так бесчеловечен, каким я его представляла?
– И у него есть душа.
– Может, и есть, только она ему редко служит.
Вернувшись в редакцию, я довожу до ума интервью со Шмиттом. Сегодняшние события, видимо, помешали ему приехать, но завтра это пиршество духа уж точно мне обеспечено.
Умм Кульсум сует мне листок бумаги:
– Сообщение тебе!
Я поднимаю голову и узнаю почерк Шмитта.
– Спасибо, Умм Кульсум.
В ее глазах вспыхивает довольный огонек, но она тут же перечеркивает важность своей миссии скромным и вместе с тем величественным взмахом руки. Сегодня она вырядилась в платье с пестрым набивным рисунком – это «джунгли», где тигры, обезьяны и змеи соперничают в ловкости среди лиан, деревьев и гигантских кустов. Интересно, где люди покупают такие наряды?
Мой взгляд, направленный на этот кошмар, она расценивает как комплимент, улыбается мне и отходит, крайне довольная, напевая и плавно покачивая бедрами, словно в танце. Нынче она кажется особенно влюбленной в саму себя.
