Он прекрасно понимал, что боксеры отнюдь не сильнейшая часть сборной США, но критиковать товарища по команде не желал. Пол слышал, что Оуэнс очень дружелюбен, – накануне вечером Джесси стал вторым по популярности олимпийцем на борту «Манхэттена», уступив лишь бегуну-стайеру Гленну Каннингэму.
– Я угостил бы вас сигаретой…
– Спасибо, только не меня! – засмеялся Оуэнс.
– Устал предлагать тут покурить или из фляги моей хлебнуть. Вы, ребята, слишком здоровые.
Оуэнс снова засмеялся, потом взглянул на море:
– Пол, у меня есть вопрос. Вы тут официально?
– Официально?
– Ну, от Олимпийского комитета? Или вы чей-то телохранитель?
– Я? С чего вы так решили?
– Просто вы… на солдата похожи. Еще я видел вас на спарринге. Драться вы умеете.
– Я был на войне. Наверное, это вы заметили.
– Возможно, – отозвался Оуэнс, но тут же добавил: – Хотя с тех пор двадцать лет прошло. Еще вы с двумя парнями разговаривали. Они из военно-морских сил. Мы слышали их беседы с членами экипажа.
«Господи, опять наводками сорят…»
– С ними я здесь познакомился, – сказал Пол. – А с вами, ребята, я плыву за компанию… Я журналист, пишу статьи о спорте, точнее о боксе в Берлине, на Олимпиаде.
– Ясно… – кивнул Оуэнс и на минуту задумался. – Раз вы журналист, то, может, что-то знаете… Я хотел спросить, не слышали ли вы что-нибудь о тех двоих?
Оуэнс показал на бегунов, которые тренировались в паре: бегали по палубе и передавали друг другу эстафетную палочку. Казалось, они быстрее молнии.
– Кто это? – спросил Пол.
– Сэм Столлер и Марти Гликман. Хорошие бегуны, одни из лучших в команде. Но поговаривают, что они могут не выступить. Вы ничего об этом не слышали?
– Нет, не слышал. Они не прошли квалификацию? Травму получили?
– Нет, дело в том, что они евреи.
Пол покачал головой. Вспомнилась полемика о неприятии Гитлером евреев, протесты и разговоры о переносе Олимпиады. Некоторым хотелось даже, чтобы американская команда ее бойкотировала. Деймон Раньон кипел от злости. С какой стати, мол, Олимпийскому комитету США отстранять спортсменов только потому, что они евреи?
– Досадно получится… Справедливостью тут и не пахнет!
– Нет, сэр, не пахнет. Вот я и подумал: вдруг вы что-то слышали.
– Увы, дружище, я ничего не знаю.
К ним присоединился еще один негр, представившийся Ральфом Меткалфом. Шуман знал и его: на Олимпиаде тридцать второго года в Лос-Анджелесе Меткалф завоевал несколько медалей.
Оуэнс заметил, что с верхней палубы на них смотрит Маниелли. Лейтенант кивнул и направился к трапу.
– Сюда идет ваш приятель, – сказал олимпиец. – Тот, с которым вы познакомились на «Манхэттене».
Судя по хитрой ухмылке, он не слишком поверил словам Пола. Уставившись на приближающуюся полоску берега, Оуэнс добавил:
– Мы почти в Германии. Вот уж не думал, что буду так путешествовать. Порой жизнь удивляет не на шутку.
– Да уж, – согласился Пол, и спортсмены попрощались с ним.
Подошел Маниелли, встал рядом и, отвернувшись от ветра, скрутил папиросу.
– Это был Оуэнс?
Пол вытащил пачку «Честерфилда», закурил, прикрыв сигарету ладонью, и протянул спички лейтенанту.
– Ага, отличный парень, – ответил Шуман, а про себя подумал: «Только чересчур смекалистый».
– Господи, как он бегает! О чем вы говорили?
– Так, ни о чем, – отозвался Пол и шепотом спросил: – Как там наш толстый приятель?
– Им занимается Эйвери, – неопределенно ответил Маниелли. – Он в радиорубке, скоро выйдет к нам.
Низко над морем пролетел самолет. Шуман и Маниелли следили за ним, не говоря ни слова.
Молодой лейтенант до сих пор переживал из-за Хайнслера. Пол тоже переживал, но иначе: тех, с кем он вот-вот схлестнется, происшествие выставляло в другом, пугающем свете. Маниелли же нервничал, потому что самоубийство случилось у него на глазах. Подобное он увидел впервые, это сомнений не вызывало.
Все молокососы шумят и хорохорятся, у всех сильные руки и огромные кулачищи, но Пол делил их на две группы: одни любят драться, другие – нет. Уинс Маниелли относился ко второй группе. Он был просто хорошим парнем из района. Молодой лейтенант охотно ронял словечки вроде «киллер» и «убрать», показывая, что знает их, но от Пола он был так же далек, как хорошая девочка Марион, флиртовавшая с плохими парнями.
Впрочем, как однажды выразился криминальный туз Лаки Лучано, «флиртовать – это не трахаться».
Маниелли ждал от Пола каких-то слов о самоубийце Хайнслере. Мол, он заслужил смерть или давно свихнулся. Людей тянет говорить о погибших: они сами виноваты, или хотели умереть, или произошло неизбежное. Но смерти чужды порядок и логика, и киллеру сказать было нечего. Шуман и Маниелли стояли молча, и вскоре к ним подошел Эндрю Эйвери с толстой папкой и потрепанным кожаным портфелем. Эйвери огляделся по сторонам: в пределах слышимости не было никого.
– Несите стул.
Пол разыскал белый деревянный шезлонг, нести который куда проще было бы двумя руками, но он сделал это одной. Маниелли аж глаза вытаращил, когда Шуман вернулся с тяжелым шезлонгом и поставил его на палубу, даже не запыхавшись.
– Вот радиограмма, – зашептал лейтенант. – Коммандер велит не беспокоиться об этом Хайнслере. «Аллоччио Баччини» – маломощная рация ближнего действия, используется в поле, в авиации. Даже если сообщение дошло, его вряд ли приняли к сведению: в Германии стыдятся бунда. Впрочем, Гордон сказал, что решать тебе: хочешь выйти из игры – пожалуйста.
– Но карту с амнистией не предлагает?
– Не предлагает, – ответил Эйвери.
– Чем дальше, тем интереснее игра, – невесело рассмеялся киллер.
– Так ты с нами?
– Да, с вами, – сказал Шуман и кивнул на нижнюю палубу. – Куда труп денем?
– Его заберут моряки из консульства в Гамбурге. Они поднимутся на борт, после того как все сойдут на берег. – Эйвери подался вперед и зашептал: – Далее, Пол, план такой: корабль причаливает, ты высаживаешься, мы с Уинсом занимаемся Хайнслером. Потом едем в Амстердам. Ты остаешься с командой. В Гамбурге олимпийцев ждет небольшой прием, потом их поездом перевезут в Берлин. Вечером спортсменам устроят еще один прием, а ты отправишься прямиком в Олимпийскую деревню и затаишься. Завтра утром автобусом приедешь в Тиргартен, это центральный парк Берлина.
Эйвери протянул Полу портфель:
– На, возьмешь с собой.
– Что это?
– Часть твоей легенды. Пресс-карта, бумага, карандаши. Информация об Олимпиаде и о городе. Путеводитель по Олимпийской деревне. Статьи, газетные вырезки, спортивная статистика. Стандартный набор журналиста. Сейчас его изучать не обязательно.
