Мачука застегнул ширинку и повернулся к парням.
— Ребята, никаких проблем, — с улыбкой сказал он. — Я просто решил отлить.
— Парни, слыхали? Этот поц решил отлить!
Улыбка покинула губы Мачуки.
— Знаете что, ребята, — холодно проговорил он, — идите-ка вы своей дорогой.
— Гвидо, ты слыхал? Кажется, этот поц послал нас!
Мачука посмотрел на Егора. Тот стоял, привалившись плечом к стене, и молча курил. Мачука снова взглянул на задиристых парней.
— Ребята, нам не нужны проблемы, — мягко сказал он, слегка заплетающимся от выпитого голосом. — Мы сейчас уйдем.
— А вот это вряд ли, — сказал один из парней. Он нагнулся и поднял с земли бутылку. — Гвидо, обойди-ка этих голубков, чтобы они не смогли убежать.
Гвидо, огромный, грузный парень, зашел Мачуке за спину.
— Ребята; — снова обратился к хулиганам Мачука. — Мы не хотим драться. Давайте мы просто уйдем, а вы займетесь своими делами. Иначе мне придется…
Окончания фразы хулиганы ждать не стали. Один из них хлопнул бутылку об стену и с «розочкой» на перевес ринулся на Мачуку.
Мачука едва держался на ногах, поэтому агрессору ничего не стоило сбить его с ног. Приставив «розочку» к горлу поверженного Мачуки, хулиган злобно проговорил:
— Выворачивай карманы, мразь!
— Джорджи, — позвал жалобным голосом Мачука. — Ты мне не поможешь?
Егор, перед которым завис Гвидо, качнул головой и насмешливо проговорил:
— Нет, брат, выкручивайся сам.
— Ну, сам так сам, — обреченно проговорил Мачука.
Все дальнейшее произошло так быстро, что хулиганы ничего не успели понять. Мачука вдруг оказался на ногах, а хулиган в «розочкой» в руке отлетел в сторону и, ударившись спиной о стену, медленно сполз на асфальт.
Второго хулигана Мачука вырубил, ударив ребром ладони по шее. Гвидо, огромный, как медведь, бросился на Мачуку, но смазливый охранник ловко увернулся и ударил громилу кулаком под дых. Гвидо ахнул и согнулся пополам.
Мачука отскочил на шаг, ловко крутанулся вокруг собственной оси и врезал гиганту ногой в челюсть. Секунда — и тот оказался на асфальте. Гвидо попытался встать, но Мачука пригвоздил его к ас-фальту ударом кулака. Затем выпрямился, вытер ладонью потный лоб и сказал:
— В наше время подростки совершенно не слушают, что им говорят взрослые.
Он повернулся к Егору и сказал:
— Ну что? Мы можем идти?
Егор «отклеился» от стены, вынул изо рта недокуренную сигарету и швырнул ее в лужу.
— Пошли, — сказал он.
Приятели повернулись и, пьяно пошатываясь, побрели по улочке дальше. Один из поверженных хулиганов бесшумно поднялся на ноги, подхватил с асфальта «розочку» и бросился на Егора, намереваясь ударить его «розочкой» в спину.
Егор, не оборачиваясь, ударил его локтем в челюсть. Парень рухнул на асфальт. Мачука обернулся и вздохнул:
— Вот неугомонные. И чему их только учат в школе? Джорджи, ты ведь, кажется, русский?
— Угу, — отозвался Егор.
— У вас в России тоже опасно ходить ночью по улице?
— Нет, что ты, — насмешливо возразил Егор. — У нас ходи хоть всю ночь напролет — тебя никто и пальцем не тронет. А если встретишь на улице хулигана, он улыбнется и подарит тебе розу.
Приятели переглянулись и засмеялись. Затем, все еще посмеиваясь, двинулись дальше.
7
Поначалу доктор-консультант Франческа Пацци не обращала внимания на высокого, широкоплечего мужчину, который сопровождал контейнеры и следил за порядком в лаборатории и прилегающих помещениях. Он был простой охранник, представитель фирмы «Эриния», с которой (как слышала Франческа) ее босс — доктор Нери — заключил договор.
Детали этого договора, конечно же, были ей не известны. Франческа вообще не забивала себе голову подобными вещами. Ее интересовала только наука. Первого числа каждого месяца на банковский счет сеньоры Пацци поступала сумма в двадцать тысяч евро. Деньги были огромные, и каждый раз, глядя на свой банковский счет, который рос намного быстрее, чем она успевала снимать деньги, Франческа приходила в легкое замешательство.
Еще несколько месяцев, и она сможет считать себя настоящей «богачкой». Впрочем, если Франческа об этом и думала, то только с усмешкой. Едва надев белый халат и переступив порог лаборатории, — она тут же забывала и о деньгах, и о всех «вещественных прелестях» этого мира. Ее интересовала только наука. А целью и смыслом ее жизни был только результат исследований.
И с каждым днем Франческа подступала к этому результату все ближе.
Франческе Пацци было тридцать четыре года. В двадцать семь лет она вышла замуж за одного «потомка этрусков», как он сам себя называл. Потомок этрусков оказался проходимцем и, выкачав из нес все, что мог, подал на развод. В браке они прожили всего полтора года.
С тех пор прошло уже около пяти лет, а у Франчески никогда не было того, кого принято называть «постоянным мужчиной». Впрочем, для общения с противоположным полом ей вполне хватало друзей и коллег.
В день, когда все изменилось, она пришла в лабораторию на десять минут раньше обычного. Проблема была в сломавшихся часах. Они вдруг убежали вперед на целых десять минут, а Франческа, голова которой постоянно была забита мыслями о работе, не обратила на это внимания.
Вот и притащилась на работу в 7.48 вместо обычных 8.00.
При входе в лабораторию ее и встретил этот охранник. Он был высок, широкоплеч и сероглаз. В лице его (так, по крайней мере, показалось Франческе) было что-то брутальное, почти разбойничье, но вместе с тем глаза его смотрели мягко и смиренно.
Он был похож на чудовище, которое, приняв человеческий облик, стало жить по законам людей, однако в душе все равно осталось чудовищем. Но — добрым чудовищем. Навроде Кинг Конга или свирепого, но доброго йети из старого американского фильма.
Все эти мысли пролетели в голове Франчески за какую-то секунду. А в следующую секунду охранник улыбнулся и проговорил по-итальянски, но с небольшим акцентом.
— Доброе утро, сеньора Пацци. Вы сегодня раньше, чем обычно.
— Правда? — Франческа огляделась и только сейчас поняла, что в промежуточном боксе никого, кроме, них, нет.
Она взглянула на часики, затем перевела взгляд на огромные круглые настенные часы и нахмурилась.
— Надо же. Оказывается, мои часы убежали вперед.
Охранник пристально посмотрел на Франческу, чуть прищурил свои серые глаза и вдруг сказал:
— Знаете, а я этому рад.
— Правда? — пробормотала Франческа, не зная, как на это реагировать. — И что же тут радостного?
