Она увидела, что колесо попало в канализационный люк, у которого не было крышки. Каким бы сильным не был ветер, он не смог бы сдвинуть ее с места. Вероятно, рабочих коммуникационных сетей застал шторм, и они в панике забыли закрыть колодец. Детектив Браун аккуратно заглянула в арку, осветив ее. Глубокая лужа не понравилась ей, особенно учитывая неожиданное происшествие с колесом. Она приняла решение бросить машину здесь до утра. До дома оставалось дойти несколько метров пешком. Она подумала, что обогнет дом с торца.
Мэйбл пошла влево, и в это время получила сильный удар по голове сзади. Падая, она развернулась назад, и при свете вспыхнувшей молнии увидела размытый силуэт человека в капюшоне. Это было последнее, что увидела детектив Мэйбл Браун в своей жизни.
Присев на корточки, Даниил держал ее за плечо и наносил удары молотком по голове еще и еще, с остервенением, боясь, что она выживет. Наконец, он на ощупь в темноте проверил пульс. Его враг был мертв.
Радости он не ощущал, скорее, ненависть и презрение к убитой, за то, что он, художник, артист, виртуоз своего дела, вынужден был опуститься до грязного примитивного убийства. Если бы она не лезла не в свое дело, он бы не прерывал работы по созданию фотографий смерти.
«Красота требует жертв, – так можно сказать о любом талантливом произведении искусства. Но что ей, простой служаке до великого искусства и наслаждения им?», – рассуждал фотограф. – «Мне даже имя дали такое, которое оправдывает любые мои поступки: на древнееврейском Даниил означает «Бог мне судья», значит, я не простой человек». Странно, что воспитываясь с религиозной матерью, Голденблюм не усвоил суть своего имени, означающего человека, который хочет жить по законам Божьим, и желающего быть строго судимым самим Богом. То есть речь идет о человеке моральной чистоты.
В темноте опустевших улиц, никем не узнанный, он пробирался по городу пешком, держа молоток в руке. Приходилось бороться с ветром и плотным дождем, мешавшими ему идти. В некоторых местах он проваливался в лужах по пояс. Один раз рядом с ним упали два дерева, поверженные ветром. Примерно через два часа Даниил подошел к строящемуся зданию, местонахождение которого заприметил заранее, задолго до этого дня. Чтобы не сбиться с пути, он придерживался направления по компасу с подсветкой, и проходя вдоль попадавшихся зданий наощупь.
Этот путь он выучил наизусть, проезжая здесь на разных арендованных дешевых машинах. Он планировал напасть на детектива Браун, дождавшись ее однажды темной безлунной ночью около арки. Голденблюм задумал подложить шипы перед въездом, а когда она выйдет посмотреть проткнутые колеса, он убьет ее молотком.
Когда неожиданно вечером предупредили о шторме, Даниил решил воспользоваться этим. Он не знал, дома Браун или нет. Просто еще раньше, задолго до этого дня, решил наугад ждать ее время от времени около ее дома. Волосы он убирал под бейсболку, и надевал дешевые джинсы, футболку и дешевую обувь. Вечером того дня он отправился поджидать случайной встречи с Браун. Даниил добрался до Бруклина на метро, чтобы слиться с толпой. Там он присел на нижнюю ступеньку пожарной лестницы жилого дома, стоящего рядом с домом Браун. В вечерней темноте его не было видно. Когда началась гроза, он перешел от железной лестницы в арку. Потом решил не использовать шипы, а сдвинуть тяжелую крышку с люка.
Голденблюм особенно не продумывал свое алиби. Ему казалось естественным, что такой богатый и неординарный человек, как он, должен быть вне подозрений. Тем более, ему не терпелось ликвидировать препятствие в лице детектива, стоявшее на пути к «прекрасному». Его самолюбование было на грани сумасшествия. Или уже являлось запущенным сумасшествием.
********
Теперь Даниил спрятался под навесом недостроенного здания, и снял с себя плащ с капюшоном. Он бросил его под ливень так, чтобы вода продолжала смывать с него следы крови. Достал из внутреннего кармана сумки другой, туго свернутый плащ с теплым подкладом, и надел его. Потом бросил молоток на доски, лежавшие под дождем. Даниил достал из внутреннего кармана фляжку с вином. Отхлебнув из нее, сел на сухие доски внутри здания, ожидая окончания шторма.
Страшная тоска сжала его сердце. Ему было одиноко в этом мире после смерти матери.
Даниил вспомнил недавний выпуск своей любимой криминальной передачи «О преступниках и преступлениях всех времен». В ней рассказали о его сверстнике, который так же, как и он, не мог примириться со смертью матери. У него была гражданская жена, которой завидовали коллеги по работе и подруги: он постоянно дарил ей дорогие ювелирные изделия.
Оказалось, что в день рождения своей умершей матери, он выходил несколько лет поздно вечером на улицу, недалеко от своего дома, чтобы «отомстить» другим женщинам. Их вина заключалась в том, что они живы, а она умерла. Он даже не может поздравить ее с днем рождения. Как Даниил понимал его!
Тот парень бил женщин по голове молотком, а потом снимал с них кольца, серьги, цепочки. Все эти украшения он дарил своей гражданской жене. Некоторые жертвы его нападений выживали.
Однажды его жена пришла на работу в новых серьгах с изумрудом. Одна из ее коллег сказала, что точно такие же сережки недавно снял с нее псих, которого полиция не нашла. Он ударил ее кулаком по лицу и снял серьги. Также она рассказала о небольшом повреждении на одной серьге. Жена того молодого человека, конечно, осмотрела серьги и этот нашла дефект. Она догадалась, откуда он взял все ее украшения. Женщина сказала об этом мужу и пригрозила полицией. Он убил ее и выбросил тело в реку. Ее личность была установлена, и ему присудили смертную казнь
Голденблюм очень расстроился, вспомнив эту историю. Ему было жаль несчастного парня. А кто пожалеет его жертв и их родственников, ему даже не приходило в голову. И он никогда не задумывался, о том, что бы сказала его набожная мать, если бы узнала о его «творчестве» в память о ней.
Гроза закончилась. Дождь перешел в мелко – моросящий. Ветер стих. Как будто бы и не было шторма. Даниил вышел на улицу в поисках случайной машины. Его заметил доброволец на грузовике, решивший по собственной инициативе помогать людям, попавшим в шквальную грозу. Он довез Даниила до самого дома, на Манхэттен. Уставший Голденблюм зашел в свою дорогую квартиру и лег спать.
********
Галлюцинации, преследовавшие Даниила, стали возникать у него неожиданно и в разное время суток. Через месяц, когда последствия шторма были в значительной мере ликвидированы, в престижный салон «Private Collection» обратилась начинающая поэтесса Элизабет Лав. На ее стихи было написано несколько популярных эстрадных песен. Она поприветствовала Даниила на плохом французском, очень мило грассируя букву «р», как бы немного картавя:
–Mon cher ami… Je vous important ( мой дорогой друг…У меня к вам важное дело. – фр. ).
Даниил не понял фразы и, приняв ее за иностранку, спросил:
–Вы говорите по – английски?
Наступила продолжительная пауза, во время которой поэтесса, пишущая стихи на английском языке, удивленно взирала на невежу, не понимающего романтичного французского языка – общепризнанного в мире в качестве лучшего средства для выражения любовной страсти.
