Невдалеке послышалась чья – то речь. Насильник отстал от Долорес и все трое быстрым шагом скрылись из виду. Даниил хотел позвать на помощь проходящих невдалеке людей, но из его горла вместо голоса раздалось шипение. Он попытался ползти, но не смог и обессиленный, упал лицом в прохладную траву. Долорес неподвижно лежала, подтянув ноги к груди и беззвучно плакала.
Примерно через полчаса Даниил поднялся и подошел к Долорес. Он поставил ее на ноги и крепко обнял. Так они очень долго стояли, пошатываясь, не проронив ни единого слова. Потом Долорес достала свою косметичку и вытерла вокруг глаз и на щеках подтеки от туши. Они молча вместе доехали до дома. Долорес пошла в свою квартиру, а Даниил в свою. Пришедшей с работы вечером матери он сказал, что его избили и поэтому он не будет ходить в школу несколько дней. На ее тревожное беспокойство ответил резковато:
– В полицию жаловаться не смей и отцу ничего не рассказывай, скажи ему, что у меня грипп. Дай мне обезболивающее. И позвони в школу, придумай что – нибудь.
Тихая миссис Голденблюм не стала возражать взрослеющему сыну.
На следующий день Даниил проснулся рано утром от того, что все тело ныло от боли. Он дрожащими руками долго доставал таблетки из упаковки, лежащей на прикроватной тумбочке, а потом выпил две штуки, и уставший, откинулся на подушку.
Он стал вспоминать жуткие события вчерашнего дня. Он припомнил, как парень насиловал Долорес, и к его горлу подступила тошнота. Он почувствовал брезгливость и презрение к униженной девушке. Весь романтический флер, до сих пор таинственно окутывавший образ его подруги, улетучился, и его место заняло устойчивое отвращение к Долорес. Ее лицо, фигура и блестящие волосы, некогда заполнявшие его мечты, теперь вызывали гадливость.
Долорес не смогла рассказать родителям о своем страшном несчастье. Собрав всю волю, девушка мужественно изображала спокойствие, в то время как душа разрывалась от боли.
На следующий день в школе Долорес искала глазами Даниила. Душевная боль стала усиливаться. Она испугалась за его здоровье, нафантазировав, что он умирает в больнице от тяжелых последствий избиения. Не дождавшись окончания уроков, она побежала к нему домой. Позвонив в двери Даниила, Долорес, приложив ухо, слушала тишину с той стороны. Она громко заплакала, сокрушаясь, что не знает, в какой больнице он сейчас умирает. Горе охватило ее и она, не понимая, что делает, стала громко стучать в дверь. Неожиданно дверь открылась. На пороге, сутулясь и придерживая рукой живот, стоял Даниил. Он пренебрежительно посмотрел на нее и раздраженно, с неуважительной интонацией сказал:
– Больше не ходи сюда. Я не хочу тебя видеть.
Он закрыл дверь. Слышно было, как его медленно удаляющиеся шаги, шаркали по полу.
Долорес, растерявшись от неожиданности, продолжала стоять около квартиры. Слезы прекратили течь из ее глаз. Она мысленно повторяла только что услышанные слова, пытаясь проникнуть в их смысл. Смысл ускользал, потому что в этих словах не могло быть смысла вообще.
Вечером, пришедшие с работы родители, застали Долорес в кровати одетой. У нее был жар, она бредила. Ее увезла в больницу скорая помощь. На следующее утро жар прошел, она пришла в себя и у нее началась неконтролируемая истерика. Долорес поставили успокоительный укол и перевели в психиатрическое отделение, в котором она пролежала полгода. Диагноз, поставленный в больнице, туманно и непонятно указывал на «клиническую картину нарушения гормонального баланса, свойственного подростковому возрасту». Выйдя из больницы, похудевшая и повзрослевшая Долорес, не стала продолжать обучение в школе и пока находилась дома. Она не хотела смотреть в окно, боясь увидеть Даниила. Долорес занималась домашними делами и увлеклась вязанием. Она боялась читать книги и смотреть фильмы, опасаясь услышать историю про любовь или про изнасилование. На улицу она тоже боялась выйти. Ей даже было страшно находиться дома, но любящие родители, так и не узнавшие ее тайну, пригласили к себе ненадолго близкую родственницу, чтобы она скрасила одиночество Долорес.
Миссис Голденблюм спросила сына, почему Долорес больше не приходит. Он ей кратко ответил:
– Нашла себе другого парня. Больше не пускай ее к нам домой.
Его мать проплакала всю ночь, сожалея о случившемся. Первое время, встречая Долорес, она пыталась поздороваться с ней, но та отворачивалась, и миссис Голденблюм стала молча проходить мимо. Но она всегда с сожалением и симпатией смотрела вслед Долорес.
После происшествия в Центральном парке, Даниил ожесточился: любые незначительные разногласия в споре со сверстниками, стали переходить в жестокие драки. Некоторые его друзья и знакомые парни, не сумев объяснить ему, что боевой настрой в дружбе неуместен, прервали с ним отношения навсегда, ограничив знакомство с ним кивком головы при встрече.
********
Даниил Голденблюм, как и многие серийные убийцы, в кругу своих коллег по работе имел характеристику человека отзывчивого, добродушного и щедрого. На следующий день после убийства принцессы Азалии, «отличный босс», владелец фотосалона в престижном районе Нью – Йорка – Даниил Голденблюм, сел в свой «Бентли» около шести вечера. В хорошем расположении духа он отправился в более дешевый район Манхэттена. Там жил один из его помощников по работе – Ричард Уайт. Голденблюм обещал ему, что прокатит его по вечернему городу вместе с его девятилетним сыном Филом, чтобы показать ребенку праздничный Нью – Йорк.
Заехав за ними, Даниил сначала повез их по сверкавшим иллюминациями улицам на Центральный вокзал. Там они несколько минут смотрели грандиозное лазерное представление в холле имени Вандербильта. Потом съездили на Бродвей, который в Рождество и в Новый год так ярко освещен праздничными огнями, что его стали называть в это время года «Great White Way» – «Большой Белый Путь». Оттуда они поехали на главную елку Нью – Йорка, которую наряжают каждый год в Рокфеллеровском центре, около знаменитого 70 – ти этажного небоскреба «Дженерал Электрик Билдинг», который Фил видел только по телевизору и на картинках. С любопытством понаблюдал он за людьми, заполнившими каток, залитый под золотой скульптурой Прометея, недалеко от небоскреба. Все это время мальчик был переполнен впечатлениями и счастьем; он с наслаждением прикасался к обивке «Бентли». Около десяти вечера Голденблюм отвез довольных Ричарда и Фила домой.
Все, кто на него работал в его собственном престижном фотосалон – галерее «Private collection» (Частная коллекция) в районе Сохо (SoHo), самом «модном» районе Нью – Йорка на Манхэттене, любили и уважали мистера Голденблюма («такого молодого и такого талантливого»).
Район Сохо известен своей необычной архитектурой – зданиями 19 – го века. А также тем, что здесь сосредоточены арт – галереи современного искусства, множество магазинов, кафе, ресторанов. Несмотря на жесточайшую конкуренцию, Голденблюм процветал и давал возможность хорошего заработка своим сотрудникам. Он ежеквартально выплачивал большую премию всем, кто добросовестно работал на него. Не каждый смог бы успешно развивать фотобизнес рядом с недавно открывшейся культурной площадкой «Cadillac House», собравшей под своей крышей фотогалерею современных талантливых художников, модный дом, лаунд – кофейню (бар – гостиная с негромкой музыкой для встреч и приятного времяпрепровождения). К тому же, «Cadillac House» привлекает толпы посетителей проведением дизайнерских шоу, концертов.
