– Сынок, это ты? Что от тебя осталось?
– Осталась душа, матушка. А все другое неважно.
– Через какие страдания ты прошел, душа моя?
– Душегубы наши своим злодейством и лицо самого Господа бы обезобразили, а не только нас.
– Лишь бы живой остался, чтоб мои глаза на тебя смотрели!
– Многие матери своих сыновей уже никогда не увидят.
– Хвала Господу, что сохранил тебе жизнь, цыпленочек мой.
– Стыдно мне, матушка, что среди тысяч мертвых я в живых остался.
– Не говори так, сынок! Ты не виноват в их смерти.
– Совесть моя, мама, не дает мне покоя.
– Не поддавайся черным мыслям, дитя мое. Мало ты пережил? Бог так хотел, чтобы ты выжил, чтобы не все погибли.
– Но, мама, погибли лучшие сыновья сербского народа, цвет нашей нации.
– И где покоятся наши драговчане?
– Одни умерли, их во рвы побросали, других перебили, кого-то в море утопили, кто-то от страданий умом тронулся, а некоторые остались в горах заснеженных, те, что со мной возвращались.
– Да будет вовек проклято имя болгарское!
– Не говори так, матушка. Если бы не лучшие из них, не видать тебе сына живым! Эти добрые люди спасли меня.
– Что ты говоришь, сынок? Как могли враги наши тебя спасать?
– Одни мне страшные раны наносили, другие эти раны залечивали. В каждом народе есть добрые и злые люди.
– Как же ты вернулся из окаянной дали, дитя мое?
– На крыльях надежды, с мыслью о Господе нашем, матушка.
– Сколько же ты был в пути, несчастное мое дитя?
– Пока я был в пути, шестьдесят раз сменились день и ночь. От Введения во храм Пресвятой Богородицы до сегодняшнего дня.
– Что же ты ел в дороге?
– Зерна из навоза, корешки растений и то, что добрые люди подавали.
– Хвала Господу, что есть еще добрые люди на свете. А что у тебя в мешке, путник мой многострадальный?
– А ты посмотри, матушка.
Мать вытащила головы из мешка и говорит:
– Горе мне! Что это такое, сынок?
– Это головы покойных моих товарищей.
– Ты такой слабый, как же ты их смог донести?
– Должен был, мама, это была моя святая обязанность.
– И куда ты теперь с ними, несчастный?
– Отнесу к ним домой, пусть родные хоть головы похоронят.
– А почему одна голова вся обглоданная?
– Обглодали ее волки в горах.
– Что ты говоришь?! Так на вас и волки охотились?!
– Да, матушка. Это голова Милойко Елушича из Граба. А его самого съели, уже мертвого.
– Господи помилуй! А кто остальные трое мучеников?
– Это мои товарищи, мы вместе отправились домой из плена, но все, кроме меня, скончались по дороге.
– Знаешь ли ты, дитятко, где чья голова? Кому ты их отдашь?
– Знаю. Вот голова Радоицы Клисарича из Губеревцев, эта – Богосава Йовашевича из Марковицы, а третья – Глигория Бежанича из Брезовицы.
– Ох, что ты говоришь! Все такие молодые. Несчастные их матери!
– Есть матери несчастнее, эти хоть головы своих сыновей увидят, а тысячи других – ничего.
Тут подошли мои сестры и младший брат. Было много и слез, и поцелуев. Так я впервые, доктор, встретился с родными после отъезда на фронт летом 1915 года. Наконец, я перекрестился, стал на колени и поцеловал родной порог. Потом вошел в дом, приблизился к иконе святого Иоанна Крестителя, покровителя нашей семьи. И ее поцеловал…
Да, отнес. Сделал это уже на следующий день. Отнес все четыре головы и пережил душераздирающие минуты. Не знаю, где было горше. Всюду раздавались стоны и плач и причитания. Особенно тяжело пришлось в Грабе, когда мать Милойко Елушича, увидав голову своего сына, потеряла сознание.
Думаю, что нет. Я не считаю это своей ошибкой. Я дал возможность несчастным родителям повидать хоть какие-то останки их сыновей. За это они были мне благодарны. Пригласили меня и на захоронение этих голов. Везде я не мог успеть. Побывал в Губеревцах и Марковице, там присутствовал на отпевании. Головы положили в гробы и с ними лучшую одежду покойных юношей.
Таким образом, я, раб Божий, грешник Йован, сделал все, что мог, для своих умерших друзей. Часть моих воспоминаний о том времени осталась под пластом лет. То, что я рассказал вам, – всего лишь сохранившаяся череда мрачных картин прошлого. Надо было бы рассказать обо всем много лет назад, но не было ни сил, ни желания, да и кто бы стал меня слушать? По правде говоря, не было у меня такой потребности говорить, как сейчас с вами, доктор. Вы пробудили во мне желание в конце моего жизненного пути открыть кому-то душу. Меня радует, что в вас я нашел человека, который действительно хочет слушать и записывать мои воспоминания.
В 1918 году, когда я возвратился из плена, мне исполнился 21 год, самое начало жизненного пути. Перед собой я поставил две высокие цели: закончить семинарию и восстановить церковь на Волчьей Поляне. Не жалея сил, я взялся за работу.
Но это уже другая история, новая глава моей жизни, поэтому мы продолжим завтра, мне надо передохнуть, а вам пора вернуться к своим обязанностям.
Что вам сказать? Так себе. Живот раздут. Но, благодаря вашим усилиям, надеюсь прожить еще денекдругой.
* * *
Глубокой осенью 1918 года началось возвращение с войны сербской армии. Великая бойня закончилась, и Сербия начала залечивать страшные раны, нанесенные тремя войнами подряд. Многие навсегда остались на полях войны, разбросанные повсюду на Балканах, так что следа не отыскать. Болезни уносили жизни мирных жителей, тысячи свежих могильных холмиков выросли по всей стране.
Погибли два моих брата и отец. Оставшиеся в живых братья Йоксим и Живадин отделились, обособилась и семья покойного брата Теована. Сестры вышли замуж. Когда делили отцовское наследство, я взял только участок скудной земли на Волчьей Поляне с руинами церкви.
Инвалиды войны, изможденные, искалеченные, заполонили наши края. Власти то ли забыли о них, то ли ничем не могли им помочь. Многие из них были в расцвете лет. Изувеченные, они не могли обрабатывать землю, кормить свои семьи им было нечем; сельский дом без здоровой мужской руки обречен на гибель. Были и безрукие, и безногие, на костылях, слепые и глухие, с лицами, изрытыми шрапнелью и порохом, многие от сильных мучений заболели падучей.
Некоторые из них начали просить милостыню. Опираясь на костыли или сидя, с орденами на груди, герои Куманова, Брегалницы, Цера, Мачков-Камена, Ветерника и Каймакчлана стали никем и ничем, убогие калеки. Во время церковных праздников и на сельских ярмарках протягивали руку за милостыней вчерашние герои, недавно голыми руками хватавшиеся за лезвие сабли. Отдав Родине все, что имели молодость, здоровье, силу и красоту, – они опустились на самое дно нищеты.
