Один унтер-офицер подошел к молодому послушнику Гойко Стойчевичу, у которого из кармана выглядывал какой-то блокнотик, отобрал его, перелистал и грубо потребовал объяснить, что в нем зашифровано.
Гойко отвечал, что это не шифр, а запись неких событий. Болгарин разозлился и за шею поволок юношу к стене, видимо, на расстрел. Мы беспомощно наблюдали, как наш брат, без вины виноватый, оказался на волосок от гибели. Тщетно иеромонах Пахомий пытался его защитить.
К счастью, по воле Господа, вмешался командир подразделения и приказал разъяренному унтеру отпустить перепуганного послушника. Когда это не помогло, офицер воскликнул: «Аз сум командант! Отивай!» Затем подошел к Гойко и велел ему немедленно сжечь блокнот. Так, слава Богу, Гойко был спасен.
А сейчас, доктор, я открою вам, кто был тот молодой послушник Гойко Стойчевич. Это наш нынешний сербский патриарх, собственной персоной. Его святейшество господин Павел. Насколько я знаю, он родился в 1914 году, а этот случай произошел в 1943-м. То есть ему тогда было двадцать девять, а мне сорок шесть лет.
Спустя некоторое время я снова в недобрый час отправился в этот монастырь. Когда я был совсем близко, мне встретилась Загорка, дочь Василие Гавриловича, владельца нескольких мельниц, на которых и монахи мололи зерно. Загорка вышла замуж за Боривоя Пантелича в село Дучаловичи, дом их находился недалеко от монастыря.
– Бог в помощь, отец, – окликнула она меня, на руках у нее был запеленутый младенец.
– Помогай тебе Бог, Загорка, – ответил я.
– Отец, не ходите в монастырь, болгары идут туда через наше село.
– Куда ты несешь дитя, Загорка? – спросил я ее.
– Хочу где-нибудь спрятаться, чтобы ее не закололи.
– Значит, дочка?
– Дочка, ей только полгодика.
– А какое имя ей дали?
– Дара.
– Как дар Божий. Пусть будет жива-здорова!
– Будет жива, если переживем это несчастье. Каратели обыскивают все дома.
Сказав это, молодая женщина поспешила дальше. Я тоже заторопился предупредить братию. Оповестил отца Пахомия, а он передал остальным. Большинство убежало в соседний лес, а часть монахов осталась.
Отец Пахомий предложил мне и Гойко удалиться, пока не поздно. И мы втроем отправились в путь с большой осторожностью, чтобы не нарваться на патруль. Пахомий позвал отстающего Гойко:
– Молодой человек, поторопись. Однажды ты вырвался из их рук, но если схватят тебя снова, спасения не жди.
– Отец, будет то, что нам суждено Богом! – сказал юноша.
Тот паренек, родом из Славонии, был тихим, замкнутым, слабый телом, но сильный духом, вере преданный. Мы поднимались на вершину Овчара, полагая, что солдаты не пойдут наверх. Когда мы до нее добрались, солнце уже склонилось к западу. Перед нами простирался величественный вид на всю западную Сербию, страну, чью землю вновь топчет вражеский сапог, а народ страдает, как и в былые времена.
Но и здесь мы не чувствовали себя в безопасности, поэтому отец Пахомий предложил переправиться через Мораву и спрятаться в пещере на горе Каблар, знакомой ему еще по дням молодости. Мы отправились туда, миновав пещеру Кадженицу, где покоятся кости беженцев, погибших в 1915 году. Об этой пещере я вам позже должен рассказать по многим причинам, доктор.
Мы перешли реку и направились к монастырю Благовещения, чьи стены виднелись из ущелья высоко наверху. Молодой Гойко спешил вперед и далеко оторвался от нас, так что отец Пахомий крикнул ему с упреком:
– Эй, парень! Ты не думаешь о нас, твоих братьях, так торопишься спасти свою голову.
Юноша смутился от не слишком приятных слов и сказал:
– Я верую, что у стен святого места нам не грозит опасность.
– Эх, сынок, – вздохнул старый иеромонах, – если бы было так! Эти бандиты не уважают святых мест, хотя они одной с нами веры. Было бы так, нам не пришлось бы бежать из Святой Троицы.
После тяжелого восхождения мы заночевали в пещере Турчиновац, отец Пахомий обещал нам позже, если будем живы, рассказать, как она получила это имя. А я вам сейчас, доктор, расскажу, как мы провели ночь на Кабларе. Пещера Турчиновац вытянутая, с нешироким входом. Мы собрали веток и прутьев, сделали из них подстилки. Ночь была лунная, и пещера неплохо освещалась. Нам попались две-три косточки, оставшиеся от сербов, погибших в этой пещере во время бегства. Мы решили справить панихиду по мученикам. Чтобы патруль нас не заметил, мы углубились дальше в пещеру. Наши голоса тихонько зазвучали под каменными сводами: «Молим Тебя, Господи, в этой пещере за рабов Твоих, сербов, некогда пострадавших от рук насильников…»
Иеромонах вел, а мы вторили. Здесь, при свете свечей, в окружении летучих мышей на каменных стенах, на самом верху горы, с воодушевлением обращаясь к Господу, мы были к нему ближе, чем когда-либо. Наше пение на минуту превратило каменное место мучений в святое место. Перед нами на другом берегу реки громоздился Овчар, старший брат Каблара, а между ними бурлила их сестра Морава. После панихиды мы вернулись на свои подстилки. Тогда-то отец Пахомий поведал нам, как получили имена здешние пещеры.
После поражения Первого сербского восстания народ, спасаясь от угнетателей, схоронился в этой пещере. Предание гласит, что какой-то турецкий солдат поднялся к пещере и заглянул внутрь. Одна из женщин как раз месила тесто и, увидев турка, с перепугу бросила ему муку в глаза. Тот отпрянул и сорвался в реку. Из-за него пещера получила название «Турчиновац».
Другая пещера называется «Саввина вода», иеромонах объяснил это так:
Святой Савва в нищенской одежде путешествовал по земле сербской и дошел до этих мест. Стояла летняя жара, он подошел к одному дому и, увидев на скамейке корчагу с водой, наклонил ее и начал пить. Хозяйка, видя человека в лохмотьях, приняла его за нищего и закричала:
– Убирайся отсюда! Не хватало, чтобы мои дети пили после тебя из корчаги!
Святой Савва ответил:
– Знай, женщина! Раз мои уста грязные, с этих пор не будет воды в твоем колодце, придется тебе подниматься за ней в гору, к пещере.
И колодец тут же пересох. Тогда он поднялся к пещере высоко на Кабларе, вошел в нее, и там, где ударил посохом, забил родник. Так и осталось по сей день. Народ прозвал этот родник в пещере «Саввина вода», и пастухи, и звери лесные приходят сюда утолить жажду.
Мы помолились Богу и улеглись. Иеромонах был старым человеком, не менее семидесяти лет от роду, он устал и сразу же заснул. Вскоре и меня сморил сон. Проснулся я от его храпа и к своему удивлению не обнаружил Гойко. Разбудил иеромонаха, тот сразу вскочил, и мы начали негромко звать юношу. Вышли наружу. Все было спокойно, только далеко внизу слышался рокот Моравы. Мы продолжали звать, но ответа не было. Мы заподозрили, что он сорвался в реку.
Старец предложил мне осмотреть окрестности. К счастью, светила луна, и мы смогли передвигаться по бездорожью. Все обыскали, Гойко не было. Старик задумался и предложил поискать его в пещере Саввина Вода, если его и там нет, значит, точно сорвался в Мораву. Пробираясь по круче, я поддерживал старика, которому и обычный путь был нелегок, что уж говорить о скалистых горах.
