Через двадцать минут ее свекровь пошла в хлев, чтобы накормить скотину, и вернулась обезумевшая, крича:
– Скорее! Ранка повесилась.
Мы прибежали в хлев и остановились в ужасе женщина висела на веревке, привязанной к потолочной балке. Мы быстро вынули ее из петли, но было уже поздно. Безжизненное тело лежало на соломе. Дети кричали, свекровь причитала, свекор бил себя в грудь. Мы с Райко стояли, онемев.
Назавтра ее похоронили без отпевания и священника, так как она сама лишила себя жизни. Хоронили ночью, днем народ хоронить боялся, так как болгары приходили на похороны, напивались и издевались над людьми. Так мои мрачные предчувствия претворились в жизнь. Ее маленькие дети осиротели прежде времени.
А сейчас я расскажу вам о других похоронах, на которых я отпевал покойника. Это случилось в Зеоке, где было несколько расстрелянных, среди них и Ранко Крлянац. Все происходило в темноте и тишине ночи. Панихиду служил приходский священник, я ему помогал. Мы действовали молча или перешептываясь. За гробом шел десяток людей: жена и ближайшие родственники. Было очень темно, и все участники процессии выглядели как привидения.
Панихиду отслужили перед домом быстро и почти неслышно. Моя помощь отцу Михаилу сводилась к безмолвным движениям рук и тихому пению. До кладбища гроб несли на руках, чтобы не стучали колеса телеги. Несли его, меняясь, так как Ранко был крупным мужчиной, а гроб сделан из тяжелых дубовых досок, как принято в этом краю. От дома до кладбища было достаточно далеко. Процессию возглавлял парень с крестом в руках, за ним шла девушка с кутьей, за ними отец Михаил и я, потом люди с гробом на плечах, а замыкали шествие родственники покойного.
Все тихо двигались сквозь ночь. По обычаю следовало трижды остановиться, чтобы прочитать поминальную молитву. У нас же было только каждение, шепот и плач женщин. В ста шагах впереди и позади нас шло по одному человеку, чтобы предупредить о приближении болгарского патруля. В этом случае человек впереди должен был заухать, как филин, а человек позади – залаять, как собака.
Когда мы миновали дом Джувановича, запели первые петухи – полночь. С восточной стороны небосклона вспыхнул огонь, ветер донес запах гари. Наши поля и леса стали храмом для нашей молитвы. К нам подошел Вучко Попович, родственник покойного, и сказал, что надо поторопиться. Скоро взойдет луна, а при ее свете мы не сможем хоронить. Мы ускорили шаг. Только в полной темноте можно было, не опасаясь, предать земле останки еще одной невинной жертвы.
Как только мы прошли мимо дома Пайовича, послышалось уханье филина. Это значило, что впереди нас поджидает опасность. Мы притаились в роще у дороги, ожидая, когда пройдут кровопийцы, только они ходили по ночам. Покойника опустили на землю и замерли, превратившись в слух. Вскоре послышался топот сапог, эхом отдававшийся в наших сердцах. Когда он затих, мы с отцом Михаилом отслужили короткую панихиду. Кроме нашего пения, слышался только стрекот сверчков в летней ночи.
Казалось, божественность провидения достигла высшей степени в этом лесном мире.
Мы поспешили дальше, гроб надо было предать земле, пока не засияла луна. Крест теперь нес Рацо, пятнадцатилетний сын Вучко Поповича. На повороте, вдали от жилья, залаял пес позади нас. Вновь нам пришлось искать укрытие. Отец Михаил велел нам всем лечь в высокую траву, чтобы нас не было видно с дороги. Мы легли рядом с гробом, ожидание затягивалось. Кто-то предположил, что, может быть, наш человек ошибся и понапрасну мы насторожились. Время шло, нам пора было поторопиться.
Тут на дороге раздался громкий хохот. Шли пьяные болгары, шумные и наглые. Прошли, не заметив нас. Процессия двинулась дальше. Через пятнадцать минут мы прибыли на кладбище, где нас ждала вырытая могила. На подступах к кладбищу мы выставили стражу, обряд пришлось свести к минимуму. Мы с отцом Михаилом вдвоем прочитали заупокойную молитву, шепча слова, которыми всех христиан провожают в последний путь. Мы не посмели зажечь свечи, их пламя могло нас выдать.
Гроб опустили в могилу, теперь нам предстояла самая сложная и опасная часть работы: неслышно засыпать могилу землей. Особенно трудно это было вначале, когда комья земли стучат по гробу. Пришлось набирать землю в мешки и так спускать ее вниз. Дело шло медленно, но иначе мы не могли. Наконец насыпали холмик и укрепили на нем крест. Отец Михаил помахал кадилом и окропил могилу вином. В тишине мы постояли еще несколько минут, отдавая дань уважения покойному Ранко. Женщины рыдали на могильном кресте. Вместо последней речи отец Михаил прошептал несколько слов, восхваляющих порядочность, честность и набожность покойного.
Больше нам нечего было делать на кладбище. Над Овчаром показался венец слабого света, луна собиралась взойти на горизонте. Мы поцеловали крест и разошлись в разные стороны, чтобы не бросаться в глаза.
Я кружил по селам Драгачева, горящим, стенающим, кровоточащим. Вновь оказался в Дучаловичах, на пути к Преображенскому монастырю. В поле я увидел страшную картину: болгары избивали человека, привязанного к дереву. Происходило все недалеко от дороги, и я сразу же узнал несчастного: это был Боривое Пантелич, именно его жена Загорка предупредила нас о том, что каратели идут в монастырь Святой Троицы. Я остановился и наблюдал из кустов. Смотрел из укрытия, как эти изверги в приступе бешенства немилосердно избивают невинного человека.
Я не стерпел и приблизился к ним. В этот момент подошел офицер, и я обратился к нему со словами:
– Сделайте что-нибудь, помогите этому человеку. Это мой родственник.
– Раз его бьют, значит, он виноват, – отвечал офицер.
– Я ручаюсь, что это порядочный человек, – я решил не отступать.
– Ну пойдем, посмотрим, – сказал офицер.
Мы подошли к солдатам. Они были так заняты избиением, что сначала нас не заметили.
– Стойте! – приказал офицер.
Они остановились, глядя на своего командира.
– Что сделал этот человек? – спросил офицер.
– Он помогал четникам, которые убивают наших людей, – сказал один.
– У вас есть доказательства?
– Мы слышали, как об этом говорили.
– Ты знаешь этого человека? – спросил офицер Боривоя, указывая на меня.
– Конечно! – едва слышно произнес Боривое. Это отец Йован.
– Развяжите его! – приказал солдатам командир.
Боривоя освободили, он вытер руками окровавленное лицо.
– А теперь ступайте, – сказал нам офицер.
– Да вознаградит тебя Всевышний за это благое дело, – ответил я ему.
И мы ушли. Боривое, сильно избитый, еле шел, мне пришлось отвести его домой. Увидев мужа в таком состоянии, Загорка заголосила. Я велел ей замолчать. Должна радоваться, что муж живым вернулся. Боривое рассказал, как я его спас. Загорка перевязала ему раны, а меня угостила ракией. Я был частым гостем в их доме. В тот день, увидев отца в крови, их дочурка Дара расплакалась. Казалось, даже крошечный ребенок понимает, что случилось.
