Поскольку ступеньки были узкими, одного погибшего должен был нести один заключенный, а это было нам не по силам. Страшно было видеть длинную очередь изможденных призраков, которые на своих плечах вместо камней несут своих мертвых товарищей. Кто оступился – полетел в пропасть вместе с трупом.
Так этот знаменитый Wiener Graben стал могилой для десятков тысяч рабов, согнанных со всех концов Европы. Бывало, что потерявшие надежду заключенные, не видя больше смысла бороться за свое существование, кончали жизнь самоубийством – прыжком в ненавистную пропасть. Однажды это случилось у меня на глазах. Передо мной тащил груз старый человек, мне кажется, это был поляк. Когда мы уже были наверху, он остановился и глянул вниз. Потом сказал, если я правильно понял: «Не могу больше!»
Расстегнул ремень, которым крепилось седло на груди, и бросился вниз. Видя это, шарфюрер бешено заорал. Такие поступки лишали их удовольствия мучить нас самыми жестокими способами.
Всего было два ряда ступенек: для спуска и для подъема. Когда я спустился вниз за новым камнем, я увидел вдребезги разбитое тело поляка. Позвал людей, чтобы помолиться за душу усопшего. Мы сняли шапки и начали читать молитву. Была это самая необычная из всех молитв, которые мне довелось прочитать в своей жизни. Их было немало, но молитва на дне каменного ада Винер Грабен отличалась от всех.
Пока мы молились внизу, мы не знали, что сверху через бинокль за нами наблюдает наш шарфюрер Редл. Тут же он послал капо Фогеля привести меня к нему наверх без груза. Он видел, что я был инициатором молитвы, и решил на мне отыграться. Спросил через переводчика, что это я делал там внизу? Я ответил, что мы молились за погибшего друга. Услышав это, он начал меня избивать. Я упал, и он стал бить меня ногами. Я застонал и прошептал: «Прости ему, Господи, не ведает, что творит». Редл спросил переводчика, что я сказал, и тот ему (он был из местных сербов) дословно перевел. Шарфюрер еще больше разозлился, сгреб меня за грудки и подтащил к самому краю пропасти. Тут к нему подошел капо Фогель и что-то сказал.
В тот день меня не сбросили в каменоломню, позже я понял, почему: капо оставил за собой удовольствие истязать меня каждый день. Он это тут же продемонстрировал: взял камень и ударил меня, повредив челюсть. Но и этого ему было мало, и он продолжил избиение киркой. Решив, что я отдал концы, он приказал двум заключенным погрузить меня на тележку и увезти. Это были двое французов, капо шел впереди них. Обливаясь кровью, в полубессознательном состоянии, я все же понимал, что происходит. Меня волокли в тележке, как дохлого пса, руки и ноги мои болтались, как у покойника. Через полузакрытые глаза я видел Фогеля, чье имя в переводе значит «птица», и понимал, что мне лучше притворяться мертвым. Если он заметит признаки жизни, он меня добьет. Как мог, я задерживал дыхание. К счастью, меня положили на живот, и он не мог видеть мое лицо и глаза.
Кто такие были капо? В основном немецкие уголовные преступники, уже сидевшие в лагере. Чтобы угодить эсэсовцам, они нещадно мучили заключенных. Они же, как правило, были старостами в бараке.
Один из двоих французов заметил, что я время от времени открываю глаза, но, разумеется, не сообщил об этом капо. Я изо всех сил сдерживался, чтобы не застонать от боли, надо было терпеть, чтобы не выдать себя. Меня должны были сбросить в яму недалеко от каменоломни, в которую сваливали всех погибших на работе, потом ее засыпали землей. Капо по дороге все время покрикивал: «Schnell! Schnell!», что означало «быстрей, быстрей!».
Вдруг я понял, что меня везут к костру на обширной поляне в ближайшем лесу, где сжигают трупы. Капо что-то сказал французам и ушел. Его ноги больше не мелькали передо мной. Меня привезли туда, где царил страшный смрад горелого мяса, от дыма можно было задохнуться. Значит, мы прибыли в крематорий! Я открыл глаза и увидел кучи трупов, которые заключенные перетаскивали, среди них я опознал русских по языку, на котором они говорили. Я попросил одного из них положить меня в стороне, он только кивнул головой. Они были обязаны сообщать о тех, кто подавал признаки жизни, чтобы таких добили до конца.
Количество трупов было огромно. Наряду с русскими здесь работали испанские республиканцы, которых Франко передал немцам. Здесь, перед крематорием, я увидел картину, которая меня потрясла! Раздетые догола женщины танцевали под музыку, которую исполняли цыгане! Их обнаженные исхудалые тела извивались в ритме чудной музыки.
То, что русские, тайком от эсэсовцев, контролировавших работу, оставили меня в стороне, спасло мне жизнь. Сейчас я расскажу, как именно. Вскоре появился доктор Паджан, словенец, лагерный врач, которому один из русских что-то сказал. Он посмотрел на меня и велел испанцам отнести меня в лагерный госпиталь. Этот добрый человек спас многих, его светлый образ я до сих пор храню в своем сердце. Насколько я знаю, он в конце концов и сам пострадал, когда стало известно о его помощи заключенным.
В больнице доктор Паджан делал все возможное, чтобы поправить состояние моего здоровья. Через несколько дней я вышел из нее, и меня снова отправили на работу в Wiener Graben. На мое счастье, капо Фогель там больше не появлялся, а то бы он точно убил меня, как только увидел.
Пока мы трудились внизу, эсэсовцы наверху соревновались, кто больше заключенных побьет камнями сверху. В руках у них были бутылки с пивом (говорили, что за пиво платит тот, кто займет последнее место в соревновании), и они хохотали в голос. Поднимаясь наверх с грузом за плечами, я это видел собственными глазами. Пьяные, они стояли на самом краю, и перед каждым была груда камней. Носком сапога они сбрасывали по одному камню вниз, чтобы он попал в ползущих наверх или в работающих внизу.
Представьте, доктор, какое действие может иметь камень в несколько килограммов, сброшенный с высоты ста пятидесяти или двухсот метров! Пока я наверху выгружал свой камень, я видел, как они каждый раз смотрели в бинокль вниз, подсчитывали убитых и результат записывали в блокнот. Один из камней попал прямо в голову Радосава Джуровича из Гучи, когда он трудился на дне каменоломни. Значит, за его голову кто-то из немцев получил бутылку пива! Вот сколько стоила наша жизнь в лагере! Мертвого Радосава подняли наверх и увезли в крематорий.
Зимой мы работали до пяти, а летом до восьми часов. Возвращаясь в лагерь, каждый из нас должен был прихватить с собой камень весом не менее пяти килограммов. Люди, которые едва держались на ногах, усталые и голодные, должны были таскать и этот дополнительный груз. На тележках мы везли своих погибших и раненых товарищей. Во время ходьбы мы должны были петь, каждый рабочий отряд имел свою песню, которую выбирал командир отряда. Мы пели песню «Прилетела птица», чьи слова на немецком мы обязаны были знать наизусть. Сначала мы даже не понимали, что они означают. Говорили, что наш бригадир посвятил эту песню женщине, которую любил. Я до сих пор помню начало этой песни:
«Ein Vogel ist vorbei geflogen
Wann mit dir war ich zusamen…»
Представьте колонны рабов, которые несут камни и поют! А шарфюрер покрикивал, чтобы шли быстрее и пели громче. Как-то раз в колонне рядом со мной шагал еврей, который был широко известен в лагере силой своего духа и готовностью прийти на помощь каждому. Все звали его просто Симон. Сразу скажу вам, о ком идет речь. Это известный «охотник за нацистами», Симон Визенталь. Позже я еще расскажу вам о нем. В тот день он предложил нашей колонне не петь, а орать, это принесло свои плоды – после такого бригадир был доволен, когда мы тихонько напевали.
