– Его, как и тысячи других, сожгли.
– Какие ужасы ты мне рассказываешь! Отнеси ее, когда будет время. Пусть у них хоть косточка от него останется. А что это у тебя на руке, сынок?
– Это клеймо, которое я буду вечно носить, матушка.
– Господь будет судить их за страшные дела. Сколько, сынок, ты добирался из такой дали?
– Два месяца, мама.
– И все время пешком?
– Пешком, мама. Через четыре государства.
– Кто еще прошел с тобой этот страшный путь?
– Было со мной еще два земляка из нашего края, но ни один живым не дошел.
– Кто же эти мученики, дитятко мамино?
– Живан, сын Драгойло Чикириза, каменотеса из Рти. Он умер в дороге, и мы похоронили его в венгерской земле.
– Знаю Драгойло, хороший был мастер, делал памятники моим свекру и свекрови. А кто был другой?
– Обрен, сын Странна Драмлича из Гучи.
– Слыхала про Странна. А что же с Обреном?
– Его новые власти арестовали в Белграде, обвинили, что воевал вместе с четниками Милутина Янковича, и расстреляли у одного ручья.
– Господи, что слышат мои глуховатые уши! А что же вы ели, дети мои, во время своего страшного путешествия?
– Дикие плоды и корешки разных растений, а встречались добрые люди, подавали нам хлеб.
– Благодарение Богу, что еще есть в наше время такие люди.
– Я вижу, козлята мои совсем выросли.
– За ними за всеми я ухаживала, ждала, что вернешься домой.
– Разве не сказал я тебе два года назад, чтобы ты не печалилась, сын твой вернется.
– Сказал. Только надежда моя с каждым днем все таяла, пока, наконец, не исчезла.
Вот так мы в тот день, 26 августа 1945, я и моя мать Даринка, вели разговор. И вдруг набежали родственники из дома Йоксима и Теована вместе с соседями, все были рады меня видеть.
Односельчане расспрашивали о своих родных, которых забрали вместе со мной, а они до сих пор не вернулись. Я говорил им обо всем, что и как было, что довелось пережить. Мой рассказ всех глубоко взволновал. На следующий день я пошел в Негришоры и косточку Радойко передал его семье. Это был еще один трогательный момент. Рассказал я и о том, как погиб Живко, пытаясь сохранить голову брата.
После возвращения домой я хотел сначала как следует отдохнуть, восстановить силы. Мать меня усиленно кормила, благо я был в еде не привередлив, хотя после двух голодных лет приходилось питаться осторожно, отвыкший желудок не все мог переварить.
Вскоре я занялся работами по восстановлению храма на Волчьей Поляне. Предстояло это совершить во второй раз. И в этот раз я также был полон решимости, никто и ничто не могло меня остановить. Опыт двадцатилетней давности мне очень пригодился. Теперь я знал, что мне потребуется и к кому я могу обратиться за помощью.
Народ опять меня поддержал, все готовы были помочь, кто материалами, кто рабочей силой. Я нуждался в большом количестве помощников, и мастеров, и простых рабочих. Я отправился по селам, разговаривал с людьми, собирал добровольные пожертвования. В этот раз мне было легче, чем в прошлый, специалисты уже имели проект, а это существенно снизило мои затраты, как материальные, так и физические.
В следующем 1946 году работы должны были начаться. На Благовещенье 7 апреля мы с отцом Михаилом освятили фундамент. К началу лета стены поднялись выше окон. И тут вдруг накануне Видовдана случилось несчастье. Один из лучших мастеров-строителей, Димитрие Пртеняк из Белого Камня, упал с лесов и разбился, сломал ключицу, несколько ребер и руку. Его тут же отвезли в больницу.
На меня это подействовало как удар молнии. Уже следующей ночью я увидел во сне своего отца Никодие, чего до сих пор со мной ни разу не случалось. Снится мне, что я стою посреди незнакомого кладбища, одна могила открывается, и из темноты слышится голос: «Сынок, верни мою голову. Сынок, похорони ее!» После этого сна я глаз не мог сомкнуть, а утром меня ждало много работы, строительство продолжалось.
Я был глубоко встревожен. Спрашивал себя, не совершил ли я грех по отношению к своему родителю. Потеря головы не давала мне покоя, а вдруг впоследствии она еще серьезней на мне отзовется? Но как я могу похоронить голову, которую у меня бесчеловечно отобрали? Ответ на этот вопрос пришел той же ночью, когда во сне меня посетила Огненная Мария и сказала: «То, что церковь восстанавливаешь – это святое, богоугодное дело, но то, что ты голову родителя не похоронил, Богу не может понравиться. Ты нарушил одну из его заповедей, останки покойного отца не почитаешь. Пока его голову не похоронишь, не успокоится душа отца твоего!»
Этот сон поставил передо мной неразрешимую задачу, возможности найти отцовскую голову я не видел. И работы я не мог остановить, все трудились от темна до темна. А уже через два дня, накануне дня Рождества святого Иоанна Предтечи, в народе называемого Ивандан, случилось еще большее несчастье: в ближайшей каменоломне, откуда мы доставляли камень, обвалилась стена и на месте убила Косту Ковановича из Рогачи! Работы мы тут же прекратили, а мной овладело отчаяние.
И вновь во сне мне явилась великая святая и произнесла: «Это тебе второе напоминание от Господа. Если не сделаешь, как я сказала, еще многие на стройке пострадают, а их смерть тяжелым камнем ляжет на твою душу». Тогда я попросил ее: «Научи меня, пресвятая, где искать мне голову отца моего?» Она на это отвечала: «Вернись туда, где у тебя ее отобрали. Возьми золотой и подкупи сторожа, тогда получишь ее обратно». Так сказала она и исчезла из моего сна.
С ранней зарей я уехал в Белград, прихватив с собой золотую монету. Направился прямиком к центральному универмагу на улице князя Михаила, но перед входом в тюрьму меня остановил охранник. Он был вооружен пистолетом.
– Куда? – он загородил мне дорогу.
– Могу ли я поговорить с кем-нибудь из тюремного начальства? С каким-нибудь офицером?
– Это больше не тюрьма, зачем тебе офицеры?
– Хочу попросить, чтобы мне вернули голову отца.
– Что за голова? Ты о чем говоришь?
– Я здесь сидел под арестом в прошлом году, и у меня отобрали голову отца, которую я нес из плена.
– Ничего нельзя, здесь больше никого не принимают.
– Прошу тебя, пусти меня хоть на пять минут, сказал я и попытался пройти мимо него наверх в канцелярию.
– Назад! – Рявкнул он на меня и потянулся за пистолетом. – Сейчас вызову милицию!
Ничего другого не оставалось, я молча сунул ему в руку большую золотую монету. Он только посмотрел на меня и сказал:
– Иди вон на ту свалку, там давно уже валяется какой-то череп. Посмотри, может, твой.
Я направился к свалке в углу обширного двора и начал там искать. Долго возился, а черепа все не было. Тогда охранник подошел ко мне, показал на бак, заполненный отходами, и сказал:
