Действительно, все двенадцать человек в отделении были Григорянами.
– Однофамильцы?
– Нет.
Двенадцать Григорянов, от старшего – Барсега Григоряна до младшего – Агаси Григоряна, были родственниками, членами одной семьи. Вместе ушли на фронт. Вместе они воевали, вместе защищали родной Кавказ.
Один из боев для отделения Григорянов был особенно тяжелым. Держали солдаты важный рубеж. И вдруг атака фашистских танков. Люди сошлись с металлом. Танки – с одной стороны, Григоряны – с другой. Лезли, лезли, разрывали воем округу танки. Без счета огонь бросали. Устояли в бою Григоряны. Удержали рубеж до прихода наших.
Тяжелой ценой достается победа. Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Шесть Григорянов в том страшном бою с фашистами выбыли из отделения.
Было двенадцать – стало шесть. Продолжали сражаться отважные воины. Гнали фашистов с Кавказа, с Кубани. Затем освобождали поля Украины. Солдатскую честь и фамильную честь донесли до твердынь Берлина.
Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Трое погибли еще в боях. Жизнь двоим сократили пули. Лишь самый младший, Агаси Григорян, один невредимым вернулся с полей сражений.
В память об отважной семье, о воинах-героях в их родном городе посажены двенадцать тополей.
Разрослись ныне тополя. Из метровых саженцев гигантами стали. Стоят они в ряд, один к одному, словно бойцы в строю – целое отделение. Память вечная Григорянам!
Письмо
Вот бежит по краю поля с сумкой кожаной боец. Это почта полевая. Это он – ее гонец.
Пришло как-то в армию, сражавшуюся на Кубани, письмо из Ивановской области, из города Вичуга. Написала его молодая девушка, одна из работниц местной текстильной фабрики. Задало это письмо задачу. На конверте написано: «Самому смелому из бойцов». А в самом письме: «Хочу с вами переписываться». И тут же фотография приложена. Смотрит на вас красавица из красавиц.
Попало письмо в 40-ю отдельную мотострелковую бригаду, в 1-й батальон этой бригады, в 1-ю роту.
Переполошилась рота. Кому же удача такая выпадет? Кто же самый смелый у них боец? Попробуй здесь выбор сделать.
Пришло письмо как раз в те дни, когда погнали наши войска с кавказской земли фашистов. Освобождены были Нальчик, Ставрополь, Черкесск, Пятигорск, Армавир. Предстояло сражение за Краснодар. Город Краснодар – признанный центр Кубани.
Вот и решили бойцы: кто первым из них в Краснодар ворвется – тому и письмо, и почет, и слава.
Началось освобождение Краснодара. Их 40-я отдельная мотострелковая бригада вместе с другими частями 11 февраля 1943 года овладела станицей Старо-корсунской, затем Пашковской. Рванулись войска на штурм Краснодара. Целый день упорство врагов ломали. Сломили, ворвались в город.
Отличилась 1-я рота в боях. Смотрят бойцы: где же тот, кто в город ворвался первым?
– Завьялов? Бердыев? Козлов? Терещенко? Возможно, другие?
Кто же в город ворвался первым? Все дружно сражались. Вместе ворвались. Кому же вручать письмо?
Гадают солдаты. Вдруг новый приказ для роты – атаковать, не стоять на месте, захватить городскую железнодорожную станцию.
Приказ есть приказ – снова в атаке, в бою солдаты.
– Ну что же, – решили солдаты, – кто ворвется первым на станцию, тот и письмом владеет.
Захватили герои станцию. Кто же здесь первым оказался?
– Дуров? Шакуров? Сергеев? Пшадов?
Рядом стоят и другие.
Все были в первых. Кому же вручать письмо?
Вновь не решили тогда солдаты. Новый приказ получает и рота, и весь батальон, и вся бригада: штурмовать, не стоять на месте, овладеть главной улицей Краснодара – Красной.
– Улица Красная! Улица главная! Вот тут уж судьба рассудит.
Ворвались солдаты на улицу Пролетарскую, а затем и на главную – улицу Красную.
Где же ответ на солдатский вопрос?
«Все были в первых, все были в равных», – звучит ответ.
Кому же вручать письмо?!
Гадали солдаты, гадали. Решали, решали. Решили так: пусть общим будет письмо для роты.
Послали ответ они в город Вичуга. Написали: «Милая девушка, все тут у нас в героях. Выбирай хоть Петрова, выбирай хоть Козлова. 1-я рота. С красноармейским приветом». И тут же одна за одной стояло сто подписей на листе бумаги.
Не осталось письмо без ответа. Сразу прибыло сто ответов. Сто разных лежат конвертов. На каждом конверте новой, иной рукою:
«1-я рота. Бойцу-герою».
«Ахтунг! Ахтунг!»
Летчик-истребитель капитан Александр Покрышкин находился в воздухе. Внизу, изгибаясь, бежит Адагум. Это приток Кубани. Новороссийск виден вдали налево. Справа осталась станция Крымская.
Впился летчик глазами в стекло кабины. Зорко следит за землей, за небом. Голову влево, голову вправо. Голову кверху, голову вниз. Поправил очки, шлемофон, наушники. Вновь повел головой по кругу. Снова – то вверх, то вниз.
В наушниках послышалось:
«Ахтунг! Ахтунг!» («Ахтунг» означает «внимание».)
Речь немецкая.
«Ахтунг! Ахтунг!»
Голос тревожный.
«Что такое? – подумал Покрышкин. – Что же случилось там у фашистов?»
Снова повел головой налево, повел направо. «Что же такое тревожное там у фашистов?»
И вдруг:
«Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
Вот так «ахтунг!». Слышит Покрышкин: «Покрышкин в воздухе!» Услышали «ахтунг!» на других наших самолетах. Услышали фашистский «ахтунг!» и внизу, на нашем командном пункте.
Ясно нашим, почему раздается фашистский «ахтунг!». Ясно и фашистским летчикам, почему их предупреждают.
Двадцать самолетов врага сбил над Кубанью летчик Покрышкин. (А до этого – над Днестром, над Днепром, над Донбассом, над Доном – и еще двадцать.) Вчера лишь в одном бою над станцией Крымской уничтожил Покрышкин четыре неприятельских «мессершмитта». Четыре в одном бою!
