Возвращается летчик на аэродром. Вот знакомый лесок. Знакомое поле. Быстро идет на посадку. Коснулись колеса бетонной дорожки. Закончил пробег самолет. Развернулся Кюттель. Рулит на стоянку.
Рулит. Смотрит: то и не то – непривычное что-то на аэродроме. Увидел людей он в советской военной форме. Быстро наступали наши. Пока находились фашистские летчики в небе, пока сражались с советскими истребителями, заняли фашистский аэродром советские части.
Не растерялся Кюттель. Быстро нажал на газ. Благополучно поднялся в небо. Пришел в себя. Соображает. Решил он лететь к соседям. Вот и знакомый изгиб шоссе. Вот и знакомый овражек у аэродромного поля. Вот и взлетная полоса. Зашел на посадку Кюттель. Убрал газ. Планирует. Коснулись колеса бетонной дорожки. Сбавляет машина скорость.
Смотрит Кюттель: то и не то. И верно – не то. Открыли с аэродрома стрельбу по Кюттелю. Понимает Кюттель: и здесь уже русские части.
Снова поднялся в воздух. К более дальним летит соседям. Но и эти соседи уже не соседи. И здесь обстреляли Кюттеля. Летал к четвертым, летал и к пятым – всюду один прием. Наступают советские войска. На родной, на немецкой земле нет для Кюттеля больше места.
Что же дальше случилось с Кюттелем?
Неизвестна его судьба. Возможно, зенитные части все же его подбили. Возможно, сдался он нашим в плен. А может, и так: израсходовав весь бензин, где-то на поле бедняга рухнул. Потерялась, короче, его дорога. Был такой летчик – и больше нет. Была эскадрилья – и тоже нет. Нет эскадрильи – пустое место.
Да что эскадрилья, да что там Кюттель! Плачевны дела у фашистов. Полыхает кругом земля. К Берлину идет война.
На Берлин идут машины
Он стоял на перекрестке – русский труженик-солдат. На Берлин идут машины. У бойца в руках флажок. Взмах флажком:
– Сюда машины!
На Берлин идут машины, танки справа, пушки слева, пушки справа, танки слева. Час идут, второй и третий. Не предвидится конца.
Он стоял на перекрестке. Он смотрел на эту силу. И былое шло на память. Год за годом. Шаг за шагом.
Вот он первый – сорок первый. Год-страдалец. Год-герой. Сколько отдано земель. Сколько отдано друзей. Сколько слез страной пролито. Но и в этот первый год не терял боец надежды. Верил он тогда в победу – быть победе над фашизмом! А сейчас стоит и смотрит: неужели под Берлином?!
Смотрит он, солдат Перфильев. Верит в это и не верит. Под Берлином! Под Берлином! Мощь идет. Гудят машины. Сотрясается земля.
Год за годом. Шаг за шагом. Сколько горя позади. Гнули, гнули нас фашисты. Всё, казалось, шаг – и всё. Но в минуты те крутые у Москвы, у Сталинграда не терял солдат надежды. Верил он тогда в победу – быть победе над фашизмом!
А сейчас стоит и смотрит. Неужели под Берлином?! Смотрит он, солдат Перфильев. Верит в это и не верит. Под Берлином! Под Берлином! Шаг один – и ты в Берлине!
Год за годом. Шаг за шагом. Устояли наши в битвах. Вся страна ковала силу. Фронтом был и фронт и тыл. Вся страна ковала силу, и настал момент счастливый – дрогнул враг. И перед силой затрещала, сникла сила.
Отшагало время сроки, отсчитало рубежи. И Перфильев под Берлином.
Вот стоит на перекрестке русский труженик-солдат. Взмах флажком:
– Сюда машины!
На Берлин идут машины. Пушки слева, танки справа. Слева танки, пушки справа. День и ночь шагает сила. Мощь идет. Под весом этим содрогается планета. Мощь идет. Под весом этим прогибается земля.
Хофакер
Городок их стоял на восток от Берлина. Был он маленький-маленький. Словно игрушечный. Городок с ноготок. Городок-горошина.
Прожил старик Хофакер здесь семьдесят лет. Песчинку любую знает.
Наступают с востока русские. Понимает старик Хофакер: не устоит перед русскими город. Если дунуть на этот город – кажется, он развалится.
И вдруг прибегают к Хофакеру внуки:
– Крепость! Крепость!
– Что такое? – не понял Хофакер.
– Наш город – крепость! – кричат мальчишки. Пришли соседи и тоже про крепость ему сказали. Пришел бургомистр, то есть старший над городом, и тоже сказал про крепость.
– Какая же крепость? – моргает старик глазами. Прожил здесь Хофакер семьдесят лет. Любую песчинку знает.
Развел бургомистр руками:
– Крепость, Хофакер, крепость! – Крикнул: – Хайль Гитлер! Фюреру лучше знать.
Да, таков был приказ фашистов. Все города, которые находились на восток от Берлина, объявили они крепостями. Был строгий приказ: советским войскам не сдаваться. Сражаться всем до последнего, и старикам, и детям.
Приказ есть приказ. Стали готовиться жители к защите родного города. Пришли к Хофакеру. Забирают в солдаты внуков.
И вдруг Хофакер:
– Не дам я внуков.
– Да что ты, старый! Приказ же фюрера!
– Не дам! – уперся старик Хофакер.
Погибли все на войне у Хофакера. Было три сына. Было три зятя. Было – теперь не стало. Весь род как метлой смело. Остались одни лишь внуки.
– Не дам! – прокричал Хофакер.
Оказался старик упрямым. Рядом с городом – русские. Вывесил белый флаг. Посмотрели другие. Прав Хофакер. Зачем же всем погибать напрасно?! Появились белые флаги и на других домах.
Узнали фашисты. Примчались в город. Убили Хофакера. Худо пришлось бы жителям. Да тут подошли советские части. Бежали фашисты.
В Анкламе, в Грейфсвальде, в Фрейбурге, в целом ряде других городов Германии поднялись тогда горожане. Воспротивились они приказам фашистов. Спасли города от гибели.
Погиб Хофакер, а внуки остались. Сохранился их давний род. Выросли внуки. И ныне живут в Германии.
Танклерист
Капитан Садовский артиллерист. И вдруг в один день, в один час превратился в танкиста артиллерист. Вот как случилось это.
