– Мама, сейчас мне будет больно, но я постараюсь вернуться.
Перед взором Александра, перевёрнутый вверх ногами, открывался вид на широкую долину, сплошь покрытую тёмно-зелёным океаном тайги, из которого кое-где вздымались неприступные гранитные скалы.
Александр снял камеру с паузы, быстро накинул фильтр и отправил во вновь объединённый чат получившееся фото.
– Это моя лучшая работа. Надеюсь, меня соберут как надо, и не придётся записывать в восстановленный мозг мой старый образ без всех вас. Всем чмоки, я офф.
Горько усмехнувшись, Александр отключил ускорение. В мозг вихрем ворвались боль и ужас. А через долю секунды всё поглотила тьма.
Убившие смерть
Патрик Сэмюэль Маккей, старший советник по науке при генеральном секретаре ООН, в несколько лёгких шагов вспорхнул на трибуну. В свои шестьдесят девять он старался поддерживать себя в форме. Высокий и подтянутый, совершенно седой, он не оставлял ощущения хрупкости, хотя лицо и кисти рук выдавали истинный возраст.
Заняв место у микрофона, он перевёл дух. Чёрные маслины пронзительных глаз оглядели присутствующих. Несколько сотен делегатов из всех стран мира, кое-кому не хватило места, они толкались и шипели на подпирающих сзади вездесущих репортёров.
Маккей непроизвольно поморщился. Нет ничего более гадкого, чем журналисты. Любому здравомыслящему человеку известна простая истина: если информация может быть подана неверно, она будет подана неверно. И чем более профессионален репортёр, тем больше тумана способен напустить на самую очевидную новость.
Генеральный секретарь, полноватый азиат чуть старше Маккея, жестом приказал выдворить лишних людей из зала заседаний. Те громко возмущались, потрясая камерами и микрофонами, некоторые пытались драться, но крепкие ребята из охраны быстро и без разговоров вытеснили беснующуюся орду за двери. Конечно, в зале осталось полно делегатов, самостоятельно ведущих репортаж, сейчас каждый мнит себя блогером, но какого чёрта? Всё, что нужно – соблюсти секретность до конца доклада, после уже будет всё равно.
Маккей плеснул воды – горло пересохло, перед глазами встали образы далёкой юности, когда он, без пяти минут выпускник Массачусетского Технологического, стоял перед комиссией, защищая диплом.
Он тряхнул головой, прогоняя наваждение. Руками упёрся в трибуну, ладони побелели от напряжения.
– В начале хочу поприветствовать всех присутствующих и, не для протокола, был бы по-настоящему рад увидеть здесь людей от науки. Но они, вероятно, так заняты, что собрались политики. Что ж, постараюсь объяснять максимально доступно, на пальцах.
Среди присутствующих пронёсся лёгкий ропот. Делегат от одной из африканских стран вскочил, порываясь выйти, его схватили сразу с трёх сторон, принуждая вернуться на место.
– Я понимаю ваше недовольство, но давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны. Вас никто не учит политике. Более того, я не берусь судить о том, чего не понимаю. И более чем убеждён, что понять все тонкости смогут лишь другие учёные.
Генеральный секретарь притянул микрофон, в голосе появились предостерегающие нотки.
– Господин Маккей, господа делегаты поняли вашу мысль. Почему бы вам не приступить к докладу?
– Прошу прощения, мне не стоило затягивать со вступлением.
Присутствующие замолкли, только с дальних рядов ещё доносились неразборчивые возгласы. Маккей оглядел затихших делегатов. Удовлетворённо кивнув, начал:
– Как известно, смерть является неизбежным и неприятным итогом жизни. Любая материя, достигшая определённой сложности, приходит к неизбежному финалу. Человек – самая сложная из известных форм организации материи – не является исключением. И ему это очень не нравится. Видите ли, обладая достаточно развитым мозгом, человек не просто страшится смерти и старается её избежать. В конце концов, животные тоже не горят желанием умирать. Отнюдь: они прилагают максимум усилий, чтобы избежать смерти. Человек ушёл гораздо дальше. Он способен смерть идеализировать. Романтизм и наплевательство, как следствие неизбежности, есть в эпосе любого народа, как и идея загробной жизни. Стремления каждого обусловлены страхом смерти и желанием избежать её, хотя бы опосредованно, через потомков.
Однако же с тезисом о необходимости смерти согласны не все. Науке известен ряд живых существ, по сути бессмертных. Принимающих смерть извне. Узнав о них, становится не по себе. Венец природы, её мозг, смертен, а бесполезные медузы – процветают? Не правда ли, досадно?
На данный момент к проблеме личного бессмертия с разных сторон стараются подступиться учёные из различных отраслей науки. Нам попеременно обещают бессмертие, то цифровое, то биологическое. И всё это к бессмертию духовному, естественно… В моём институте мы постарались совместить эти направления.
Для начала под одной крышей были собраны самые перспективные разработчики технологий 3D-печати. Сперва мы действительно собирались стать просто ещё одной лабораторией, изучающей перспективы трансплантационного продления жизни. Так продолжалось до повсеместного секвенирования ДНК всех живущих людей. Теперь, имея данные о каждом человеке, мы получили возможность создавать органы «на вырост», заранее, чтобы в дальнейшем не тратить на это времени.
Амбициозный проект, не правда ли? К сожалению ли, к счастью, от него пришлось отказаться: оказалось, негде хранить такое количество органов, а оно постоянно росло вместе с ростом населения. Скрепя сердце, я собирался закрыть проект. Часть персонала была распущена, когда в кабинет ворвался крайне возбуждённый молодой человек. Он умолял дать команде ещё несколько недель, обещая нечто неслыханное. Им и его коллегой была разработана технология сверхбыстрой записи информации в клетки нервной системы. Если не вдаваться в технические подробности, они вплотную приблизились к программированию мозга. Заинтригованный, я дал необходимое время.
А теперь переходим к основной части доклада.
На экране за спиной Маккея появилось изображение крохотного чипа.
– Представляю вашему вниманию. Разработка профессоров Полланда и ван Хорна. Этот чип не совсем обычный. Он не даёт прироста к производительности. Не расширяет память. Единственное, что он делает – записывает мозговые волны, передавая информацию на серверы научного центра. Грубо говоря, он читает ваши мысли. Круглые сутки. Непрерывно. Вижу недовольные лица, так что поспешу объясниться. Делается это для сохранения полной цифровой копии разума человека.
Работы по оцифровке личности ведутся давно. Но рано или поздно упираются в неспособность испытывать эмоции. Мы же не стали зацикливаться на этом. В центре мы получили возможность с помощью 3D-печати получать точную биологическую копию человека. Но это лишь сосуд, без души и мыслей. Профессор ван Хорн, тот самый юноша, ворвавшийся тогда в мой кабинет, решил эту проблему. Достаточно лишь переписать в свежесобранный мозг клона информацию, накопленную оригиналом на момент гибели, и мы получаем копию, неотличимую психически и генетически.
