– На это не надейся. Испила слишком много, и слишком сладко было ей. Теперь же покину я тебя. На востоке нужно быть мне.
Всколыхнулись черные мотыльки, и снова явилась невыносимо желанная красавица. Она подошла ближе и гортанно рассмеялась:
– Не желаешь ли воспоминание сладкое себе оставить?
Свечка не сумел ответить.
– Прости, совершенный. Ничего поделать не могу. Такова моя природа.
И демоница растаяла, но напоследок коснулась его щеки.
Змея выпростала язык и лизнула ее ладонь.
Свечку словно пронзило насквозь. И спал он потом плохо.
Ему нужно было найти другого совершенного и исповедаться. Кто-то должен указать ему, как вернуться на путь ищущих свет.
Но из всех совершенных под рукой имелся лишь брат Непорочность, не самый приятный человек.
Вместе с четой Арчимбо Свечка затесался в толпу, которая мешала Вдове и Правосудным с добычей войти в Каурен.
Воинам помогали пробиться навайские солдаты. При взгляде на Анну Менандскую они мрачнели. Именно по ее вине погиб их король, едва ли не святой. Но сидящая в клетке женщина этого не понимала, дух ее был сломлен.
Свечка подумал, что нужно вмешаться и остановить терзающих Анну людей, но не мог этого сделать. Кауренцам нужно было дать волю чувствам.
– Я должен идти, – сказал монах Раульту. – Не следовало мне приходить. Упрошу графиню впустить вас в Метрелье. Или притащу Кедлу к вам домой.
Арчимбо мрачно кивнул. Он был добрым мейсалянином, со временем из него бы вышел прекрасный совершенный. Не следовало бы ему закрывать глаза на поступки дочери, но Раульт был еще и отцом, и жителем Каурена и Коннека и потому не мог заглушить в себе гордость и благодарность.
Вдове и Правосудным удалось совершить чудо – положить конец неизбывной беде, которая угрожала свободам и богатству коннектенцев. По крайней мере, они отсрочили угрозу для нынешнего поколения.
Свечка присутствовал на аудиенции, когда Кедла явилась поприветствовать Сочию и нового герцога. Люмьер пребывал в благостном настроении – что-то мило лопотал и вертелся во все стороны, пока его мать выполняла герцогские обязанности. Малыш очаровал придворных, охотно расточая улыбки и строя глазки. Хотя кое-кто все же считал его присутствие неуместным: графиня ведь не жена какого-нибудь батрака-простолюдина.
Совершенный заметил, что Кедле удалось немного спуститься с небес и вернуться к обыденности, этикету и придворной политике. Она облачилась в женский наряд и должным образом выказывала уважение.
Это была ее первая официальная встреча с графиней. Сочии трудно было следовать правилам – очень хотелось обнять подругу.
Но их обеих предупредили: за встречей невидимая для всех наблюдала Изабет, наблюдала и судила. Если поведение Вдовы ее обеспокоит, королева, возможно, назначит наместника, да еще с войсками, чтобы смог настоять на своем.
Наконец с формальностями было покончено, все трофеи были вручены, и Сочия распустила придворных, а потом отвела Кедлу и брата Свечку в укромную комнатушку, где их уже ждали хлеб, баранина и маринованный лук.
– Хотела устроить нам логово, как в Антье.
Свечка не стал напоминать ей, что в той комнатке при кухне Кедла с ними почти не сидела.
– Жаль, Бернардина нет, – вздохнула графиня. – Но кому-то ведь надо держать Антье в ежовых рукавицах. Итак, милая Кедла, рассказывай все без утайки, все-все, даже то, что мне уже известно.
Монаху рассказ Вдовы показался слишком уж откровенным. Этой женщине неведомы были стыд или раскаяние.
В келье в Метрелье Свечку навестил Бикот Ходье.
Графиня не отпустила монаха, когда тот захотел перебраться к Арчимбо, и твердо заявила, что будет держать его подле себя.
– Уезжаю из Каурена, – сказал Ходье. – Думал, вас это известие заинтересует.
– В вашем-то возрасте? Это из-за того случая?
– Нет. Не только. Но вера тоже мною движет.
– Буду по вам скучать. Я говорю это искренне. Вы – неотъемлемая часть моего Метрелье.
– Отправлюсь вместе с коннекскими силами в Святые Земли.
С коннекскими силами? Брат Свечка и вообразить не мог, что коннектенцам захочется отправиться в священный поход после всех тех ужасов, которые столько лет творились в их родном краю.
– А я и не думал, Бикот, что вы сделаетесь Божьим воином.
– Не Божьим воином, а паломником.
– Понятно.
Это больше было похоже на правду. Свечка и сам подумывал о паломничестве.
– Здесь у меня ничего не осталось, – заявил Ходье. – Лучше пусть графине служит кто-то помоложе, кто-то, у кого с ней взгляды сходятся. А мои старые косточки отправятся на восток и упокоятся в земле, где родился Господь.
– А кто еще едет? Может, и я присоединюсь.
Ходье вытаращил глаза. Слова Свечки ему не понравились.
– Сплошь пробротские епископальные чалдаряне. Компания вам вряд ли подойдет. Да и кому-кому, а вам-то зачем ехать в Святые Земли?
– Вы сами сказали: там родился Господь. В этом мы сходимся, как бы по-разному ни толковали Его слова и намерения.
Вот оно – огромное отличие, понял вдруг совершенный. Богом во плоти Аарона считали лишь последователи небольшого епископального культа, чьи еретические учения церковь подавляла с тем же рвением, с каким истребляла мейсалян.
– Вы шутите надо мной. Какой поход в ваши лета!
– Несомненно. И морские путешествия я плохо переношу. До сих пор удивляюсь, как не умер тогда на корабле во время кальзирского священного похода.
– Слышал-слышал, – широко и по-дружески улыбнулся герольд.
– Так что, Ходье, да хранит вас Господь, ваш и мой. Пусть на море вам сопутствует попутный ветер, а на берегу – прохладный.
Все хорошо знали, какая невыносимая жара стоит в Святых Землях. А еще в тех краях кишмя кишат кусачие насекомые, и укусы некоторых вызывают смертельную лихорадку.
Когда монах представлял, что придется терпеть зной и жалящих тварей, а перед тем еще и морскую болезнь, и все ради того, чтобы очутиться посреди кровавой резни, у него сразу пропадало желание даже думать о паломничестве в Святые Земли.
Брат Свечка все же ускользал из замка на мейсальские службы в доме у Кедлы. Этот внушительный дом достался ей в наследство от мужа. У Сомса не нашлось других родственников, которые могли бы заявить свои права на его имущество. Пока Кедлы не было, там жили мейсаляне, приходившиеся родней Арчимбо.
Кое-кто зарился на лакомый кусочек, но спорить с Вдовой не решался. Она поселила у себя с десяток Правосудных, словно бы бросая тем самым вызов общественному мнению.