– Мои люди называют это «трением» – естественные помехи, которые все замедляют, даже если не приключается особых бед. Титус Консент пользуется специальной формулой, чтобы вычислить «трение» на каждую кампанию. И знаешь что?
– Не помогает?
– Помогает. Но когда мы вычисляем трение, при этом, в свою очередь, создается дополнительное трение. Полагаю, тут задействован некий еще не открытый закон природы.
– А тебя это не доводит до исступления?
– Конечно доводит. Но если смириться, не пытаться это побороть, а просто принимать во внимание, все идет вполне сносно. Многие командиры не умеют работать с трением – кричат, угрожают, наказывают и тем самым делают только хуже. Когда люди боятся ошибиться, то действуют еще медленнее.
– Больше заумных рассуждений – больше трение.
– Может, ты и права. Они подготовили следующую партию.
Фебруарен успел просеять через решето субстанцию из дробилки. Мелкие частицы пересыпались по трубке в пустоту, а большие снова отправились в дробилку.
– Дело быстрее пойдет, если добавить туда воды.
– Или масла, – предложил Отродье.
– Если масла нальем, получится липкая жижа.
Разгорелся яростный спор.
Хект сдержал гнев. Слишком уж буднично эти люди рассуждали об уничтожении Орудий Ночи, словно речь вовсе не шла об останках древнейших существ, чей возраст исчислялся, возможно, тысячелетиями.
Учатся ли Орудия за столь долгую жизнь хоть как-то сопереживать? За долгий век у этих созданий было несметное количество возможностей досадить смертным.
– Пайпер, ты куда эту штуку навел? – спросил Кловен Фебруарен.
– Что?
– Свою игрушку-погремушку – оперся на нее так, что дуло смотрит прямо в пол.
– Чтобы срикошетило от пола.
– Творческий подход. Но так хорошие ребята пострадают больше.
– По зрелом размышлении соглашусь с вами. Сколько еще ждать?
– Все зависит от твоей сестрицы. Она хочет все закончить в один прием. А я бы еще посидел пару часов внизу в таверне. И вздремнул бы хорошенько.
– Тяжко, наверное, жить на свете ехидным старикашкам.
– Не то слово.
Герис стояла поблизости – слышала, как они ее обсуждают, и видела, как согласно кивают вознесшийся и Отродье, но и ухом не повела.
Работала дробилка, тряслись стены.
В комнату, протолкавшись мимо возмущенных богов, вбежал Пелла:
– Отец… Там мост…
– Представь, что новости не срочные, вдохни поглубже, а потом рассказывай.
Мальчишка сделал несколько вдохов.
– Мост. Та богиня с яблоками – она ворует волшебство из радуги.
– Асгриммур!
– Проклятье! Только в радужном мосту и осталась магия, но кто мог подумать, что этим недоумкам придет в голову распускать работу элен-коферов?
– Можно вытащить пушку в коридор, – предложил Хект, – просунуть в окно и пальнуть.
– В этом нет нужды. Дайте мне поговорить с Эавийн. Герис?
– Иди. А я останусь и подумаю, как нам отсюда улететь.
После ухода Асгриммура соратники Хекта стали действовать осторожнее. Никто уже не поворачивался к божествам спиной. Но Орудиям было не до них. Старшая из богинь махнула рукой, и младшая отправилась вслед за Асгриммуром. Хект догадался, что ей велели поддержать вознесшегося.
Какой смысл бежать из заточения, если при этом оказался в другой тюрьме, разве что побольше?
Старшая богиня что-то сказала.
– Классический андорежский, – пояснил Отродье. – Во времена моей молодости у Старейших в деревнях еще были последователи. Возможно, я смогу с ней объясниться.
– Она, скорее всего, понимает каждое наше слово, – заявила Герис. – Хочет поговорить с тобой, но так, чтобы Убийцы Богов ничего не поняли.
– Леопард – это леопард, а лев – это лев, – поддакнул Хект.
– Логично, но что это значит? – не понял Ренфрау.
– А то, – объяснила Герис, которая слышала эту поговорку еще в плену на востоке, – что не следует себя обманывать и думать, что лев или леопард станут чем-то иным. Могучее Орудие, даже если ему яйца в тисках зажали, все равно мыслит как божество.
– Понял. И это тоже, – кивнул Ренфрау и повернулся к разгневанной богине.
Ничего другого Хект и не ожидал. Ему подумалось, что Герис как раз и пытается приручить леопарда.
Его сестра тем временем взяла со стола два все еще горячих янтарных яйца.
– Они пока не погибли окончательно. – (Дробилка еще работала.) – Но мы не станем их возвращать, пока чувствуем себя рядом с вами неуверенно.
– Заложники? – уточнил Ренфрау.
– Оставь свои угрозы, – отрезала богиня. – Я не Красный Молот. Оскорбляя мое достоинство, рассудок мне не затуманишь. Я понимаю, что мы в вашей власти. Унизительно, но даже боги преклоняют колена, если это необходимо.
– Колена преклонять не надо, – отозвалась Герис. – Просто помогите. Баш на баш. Мы просим помощи лишь на отпущенный нам смертный срок.
– Это и так ясно, Герис Убийца Богов. Продолжай делать то, что делаешь, – ответила богиня и отвернулась.
В комнате появился единственный бог мужского пола. В руках он нес веревку длиной футов пятнадцать.
– Где ее прятали? – проворчала Герис.
– Чтоб меня! – с благоговейным ужасом воскликнул Ренфрау.
– Что это такое? – поинтересовался Хект.
А Фебруарен кивнул с понимающим видом:
– Это, Предводитель, Гейстрир.
– Будьте здоровы. И что же?
– Гейстрир – веревка, которая всегда оказывается нужной длины. Такая крепкая, что не порвалась, даже когда ею связали великана Блогнора.
Вслед за богом вошла Лучезарная дева с копьем в руках. Оружие выглядело совершенно обычно – пехотное неметательное копье, древко длиной восемь футов, наконечник длиной один фут и шириной два дюйма, с острыми краями. Острие светилось тьмой.
– Пронзающее Сердца, – так же благоговейно произнес Ренфрау.
Потом Старейшие принесли рог, молот, потрепанные шелковые туфли и флейту. Выглядело это все не очень-то внушительно.
– Если мост сгинул, то какой ужас нам предстоит, когда настанет пора выбираться отсюда, – пробормотал Отродье. – Эти артефакты нам помогут.
– До сих пор не понимаю, что я тут делаю. Вот-вот грянет большая война на востоке, нужно к ней готовиться.
Пелла ушел из комнаты сразу же после того, как доставил свои тревожные вести. А теперь с посланием прибежала Вэли.
