Много воды утекло с тех времен, да и Хект был тогда другим человеком, и все у него было другое – имя, женщина, культура. В восточных краях мужчина почти не видел жену, пока она вынашивала дитя, но Пайпер все же помнил, что у его жены случались резкие перепады настроения, иногда без всякой видимой причины.
– Я не нарочно. Сам не осознаю, когда впадаю в задумчивость. Почему так происходит – не знаю. Это началось, когда меня едва не прикончили наемные убийцы. Тот старик, что появляется из ниоткуда, говорит: я тогда чуть не умер, ненадолго покинул свое тело, а потом даже после возвращения так и не смог до конца в нем укрепиться, поэтому и впадаю иногда в забытье.
Кловен Фебруарен действительно так говорил, но сам толком не верил в это объяснение. И Хект не верил. Наверняка был какой-то другой ответ.
Элспет не хотела ругаться. Она снова прижалась к Хекту, тесно-тесно:
– Что нам делать?
Хект понятия не имел. Разве что подождать завтрашнего дня, а там будь что будет?
– Мы справимся с любыми невзгодами. Ты уже доказала свою силу, доказала, что можешь совладать с чем угодно.
– Надеюсь, ты прав. Но трудно нам придется.
– Еще как трудно – и по-человечески, и потому, что мы у всех на виду.
Он обнял Элспет так же крепко, как и она его.
– Ну и какие у тебя планы? – спросила Гаурли.
Хект удивился: Лучезарные, даже Гаурли, редко навещали его просто так, особенно когда он еще лежал в постели.
– О чем ты?
Гаурли явно спрашивала о чем-то определенном, и он не сразу сообразил, о чем именно, – столько событий происходило.
– Теперь ты знаешь, что случилось с твоей любовницей. Она наконец-то набралась храбрости и сказала тебе.
– Так ты все знала?
– Мы узнали, когда плод в первый раз шевельнулся. Ты никогда не бываешь один: Фастфаль и Спренгуль всегда с тобой, словно те дурацкие во́роны, которые вечно торчали на плечах у Орднана. Что, интересно, с ними стало?
– Наверное, Асгриммур знает, – тут же отвлекся Хект. – Проклятье! И еще раз проклятье! Надеюсь, вы всласть повеселились, глядя на нас.
– Не очень-то вышло весело. Но ты действительно проявил недюжинное рвение.
Хект решил не спрашивать, что же она имеет в виду, – подумал, что объяснений все равно не поймет.
– И в третий раз проклятье! Теперь я постоянно буду об этом думать, оставаясь наедине с…
– Жители срединного мира никогда не остаются одни. Кто-то всегда наблюдает.
Пайпер недоверчиво поглядел на богиню.
– Ладно, может, не всегда, но часто. Разные любовные интрижки остаются тайной лишь потому, что Ночь не находит их достаточно занимательными для сплетен.
– Ты по какому-то особому делу явилась? А то я еще из кровати не вылез.
– Я действительно хотела знать, придумал ли ты план.
– Да неужели?
– Честное слово. Нам надо знать, какую роль ты отведешь нам, и приготовиться.
Одеваясь, Хект рассеянно заметил, что этим утром чувствует себя так, как обычно чувствовал в обществе Элспет, когда горела волшебная свеча.
Ни о каком плане он подумать не успел – его одолел усвоенный еще в отрочестве фатализм: будь что будет, на все воля Божья. Бесполезно из кожи вон лезть и хныкать, если такова воля Всевышнего.
Пайпер поразился этой мысли.
Прямо сейчас в его комнате сидело божество. Каждый день оно влияло на его жизнь. И не нужно было этому божеству ничего приписывать: Гаурли напрямую говорила с ним. Не нужно было верить в некий непостижимый замысел или чью-то волю.
– Так ты успел кое о чем подумать, – заметила Гаурли.
– Это другое, но, может, и пригодится.
Еретические настроения Хекта успели хорошенько укорениться с тех пор, как его предали Шельмец и Лев, а теперь он и вовсе прошел точку невозврата.
– Да не будет у меня других богов, кроме меня, – пробормотал Пайпер, а потом озадаченно добавил: – Кроме тебя?
– Что? – спросила Гаурли.
– Меня больше не осеняет Божественная милость.
Гаурли расхохоталась.
– Что-то я сильно в этом сомневаюсь, дорогой мой!
– А?
– Ты думал о чем-то таком, что пришлось бы не по нраву праманскому или чалдарянскому богу. Они оттолкнули тебя, и тебе осталось довольствоваться огрызками варварских времен, реликтами, которым не хватило совести сгинуть подобру-поздорову. Так? Тебе чуть было не явилось откровение.
– Теперь ты надо мной потешаешься, – проворчал лорд Арнмагил.
– Иногда тебя так забавно дразнить.
Хект нахмурился и смерил ее сердитым взглядом. Еще и поэтому было трудно иметь дело с Лучезарными – в каждой фразе вечно таился подтекст. Гаурли особенно любила многослойные смыслы.
– Ты же не собираешься снова меня соблазнять? – спросила она.
– Что? Нет. Не собираюсь.
Снова? Это еще что такое? Ему подобное и в голову не приходило. С кем она разговаривает?
– Это все в прошлом, милый. В этой сказке негодница я.
– О чем ты говоришь? – Что это с ним? В голосе отчетливо прозвучала плаксивость.
– Не волнуйся. Если я решу, что пора, ты и глазом моргнуть не успеешь, как превратишься в выжатый лимон.
Пайпер содрогнулся. Да что она творит? У него и так уже неприятностей полон рот.
– Посмотрите-ка на его лицо! – рассмеялась Гаурли. – Ладно уж. Что надумал?
Хект не сразу сообразил, что перед тем, как Гаурли вдруг ни с того ни с сего решила смутить его, они говорили об Элспет. Об Элспет? Ну да, конечно! Ведь Элспет ждет ребенка. Его ребенка.
– Нам нужно сотворить еще одну Элспет. Настоящая императрица скроется с глаз долой, а поддельная, не беременная, останется у всех на виду.
Несколько мгновений Гаурли внимательно вглядывалась в его лицо.
– Ты уверен?
– Нет. Я хочу избавить ее от… Правда, она может не… Мне лучше спросить у нее, чего она хочет.
– Но ты же понимаешь, какие вселенские трудности за этим последуют?
Неужели он действительно не может представить себе возможные неприятности, потому что сейчас тревога туманит ему разум? «Вселенские трудности»? Гаурли преувеличивает или все так и есть?
– Я устрою так, чтобы ты, я и Элспет смогли обсудить это дело, – сказал он.
– Прекрасно. Когда будем обсуждать, прислушивайся к ней. Постарайся ее услышать. Мы же не хотим повторять прошлые ошибки.
О чем это она? Гаурли говорила явно не об Элспет.
