Но работа по-прежнему шла. Кловен Фебруарен и Муньеро Делари, Девятый и Одиннадцатый Неизвестные, надеялись натаскать Герис и сделать ее Двенадцатым Неизвестным.
Хотели, чтобы волшебство осталось в семье.
Герис еще не совсем понимала, что затеяли старики.
С ворчанием она оттащила своих спутников подальше от священников и монахинь и сказала:
– Что-то не то с Пайпером творится.
Остальные молча ждали. Никто ни о чем не спросил, поэтому Герис не удалось воспользоваться заранее заготовленной шуткой, и она разозлилась.
Вечно-то с этим семейством так.
Кловен Фебруарен все же смилостивился и заметил:
– У него и правда небольшие заскоки начались, когда он умер, а мы его вернули. Но я думал, он с ними справится.
– Он научился их скрывать, если ты об этом.
– Возможно, – пожал плечами волшебник.
– И от себя самого скрывает. Думаю, ему так тяжко было перемещаться, потому что он снова открывался Ночи.
– Ответ содержится в самом вопросе.
– Что-что? – не поняла Герис.
– Если перемещения выбивают его из колеи, пусть ходит пешком.
– Все не так просто. Жаль, что я с ним не перемещалась до того, как он умер, – было бы с чем сравнить.
– Сегодня ему плохо пришлось?
– В этот раз нет. Может, привыкает. Но я не особенно в это верю. Что-то такое странное с ним творится.
– Лила, а ты что думаешь? – спросил Фебруарен.
– Думаю, он за нас волнуется. А еще ему несладко приходится, потому что меняется весь его мир. Вы вспомните, откуда он явился.
– Герис, так дело в этом? Наш Хект – заблудшая душа, потому что все, во что он верил, пошло прахом?
Герис страшно не хотелось признавать, что именно это она, возможно, и почувствовала. У нее и у самой случались приступы неуверенности, а она-то никогда ни во что не верила по-настоящему. Но это было не все. Далеко не все.
– Так что будем просто за ним приглядывать. Вмешаемся, если пойдет по неверному пути.
Герис во всем разберется. Пайпер – ее брат. Именно так родня и поступает.
Раньше у нее родни не было – такой, с которой она была бы связана кровными или душевными узами.
Когда верховый патруль Войска Праведных обнаружил Хекта, он крепко спал, свернувшись на земле. Было два часа дня. Патрульные оказались самыми суеверными солдатами во всем войске. Один, перепуганный, остался караулить, а второй тут же помчался докладывать.
Высокопоставленные офицеры прибыли только через два часа. К тому времени вокруг храпевшего Предводителя уже столпилось человек пятьдесят.
Подъехали Титус Консент и Клэй Седлако, глава разведки и начальник кавалерии Праведных. Консент и Предводитель дружили еще с тех времен, когда Пайпер Хект был всего лишь простым наемником на службе у Бруглиони – одного из пяти бротских кланов. Консенту минуло только двадцать пять лет, но в его темных волосах уже пробивалась седина. Он спрыгнул со своего гнедого коня и посмотрел на полковника Седлако – не требуется ли тому помощь.
У Клэя Седлако, когда-то служившего в Братстве Войны, которому он, скорее всего, до сих пор слал донесения, была лишь одна рука. Но он хорошо справлялся даже в бою, так что и спешился без труда. Рыцарь привык к своему увечью.
– Кто его обнаружил? – спросил Консент.
Двое патрульных подняли руки.
– Разбудить не пробовали?
– Нет, мой господин. Если б не дышал, за мертвого бы сошел. С тех пор как нашли, ни разу не шевельнулся.
Хект лежал на боку, свернувшись калачиком и подтянув ладони к лицу.
– Спит как младенец, – заметил Седлако.
У Клэя было худое овальное лицо. Его золотистые волосы уже начали редеть. На поджаром теле не было ни грамма лишнего жира. Если бы не отсеченная рука, Клэй представлял бы собою образец профессионального солдата. Он принадлежал к тому типу людей, которые даже в самых суровых условиях остаются подтянутыми и собранными.
Титус Консент же, напротив, всегда казался чуть взъерошенным. Он тоже был худым и поджарым, как и все Праведные. Даже не в походе они жили в аскетических условиях и никогда не сидели без дела.
И все по вине этого человека, который сейчас спал на холодной земле.
Консент оглянулся на толпу солдат. Крепко же Хект уснул, раз не слышит этого гвалта. Титус обошел друга и не заметил ничего необычного – разве что сам факт того, что Пайпер вдруг появился здесь.
– Не по погоде одет, – сказал Седлако.
– Да. Вы правы.
Хект был одет так, как всегда одевался в походе, – неприметно и просто. Только наряд его был уж больно легкий. Значит, явился откуда-то с юга.
– Цепкий у вас глаз, я и не заметил, – восхитился Консент, а потом встал на колени и потряс Хекта за левое плечо.
Добудиться его удалось не сразу. Когда Пайпер наконец очнулся, он ничуть не испугался, как ожидал дэв, а медленно обвел всех мутным, недоуменным взглядом; недоверие в его глазах постепенно сменилось изумлением.
– Где я? Как я сюда попал?
– Я надеялся, это вы нам скажете. Мы на подходах к перевалу Ремейн, к югу от того места, где в прошлый раз попали в засаду. А вот как вы сюда попали – это уж вам объяснять.
– Не знаю, Титус. Был в Броте, в доме у принципата Делари. Мне странный сон снился. О древних богах. Не кошмар – просто сон, будто воспоминание о том, чего не было. А потом ты меня растолкал. И вот я здесь – зубами от холода стучу.
Предводитель сел, но вид у него был такой, словно на ноги ему без посторонней помощи не подняться.
Титус Консент не испытывал сомнений, которые полагалось бы испытывать благочестивому чалдарянину или даже дэву, коим Консент и был до обращения. Ведь целый год Титус провел в Коннеке, выслеживая и истребляя возродившихся демонов древности.
– Мы всех их прикончили. Последним был Бестия. При вас его добили.
– Не те Старейшие, Титус. Северные.
– Доннер? Орднан? Долг? Эти?
– Второго знаю. Помнишь, как тогда рвануло под Аль-Хазеном? Это с ним случилось то, что мы потом учинили с Бестией, Черенком, Кинтом и прочими.
– У них разные были имена, в зависимости от того, где именно им поклонялись. Кое-кто пересекался и с теми созданиями, которых прикончили мы. В древнем Эндоненсисе любили северного бога войны. Тамошние воины надеялись, что их заберут к себе Похитительницы Павших.
– Ясно.
– Долг был богом войны. У него много разных имен – больше, чем у других. Иногда его так просто и звали: Война. Доннер приходился сыном Орднану. Эдакий тупоголовый здоровяк владел знаменитым волшебным молотом, таким тяжелым, что никто, кроме него, даже поднять не мог. «Доннер» означает «гром». Когда он забавлялся со своим молотом, гремел гром. Или, что более вероятно, когда его ронял.
