Иными словами, пациент преувеличивал степень своей зависимости от случайных внешних обстоятельств; заметно, что все эти обстоятельства были отобраны определенным образом. С другой стороны, несомненно, что внешнее давление влияло на ход его жизни, и он многократно не мог «устоять» перед давлением. Это подтверждает то обстоятельство, что в его жизни до определенной степени отсутствовали цели и активные планы. Как нужно понимать этот процесс?
Нельзя рассматривать активное планирование с точки зрения «все или ничего». Пассивно-подчиненные люди могут планировать, но планируют они очень смутно.
[59] У них могут быть и относительно долгосрочные намерения, цели и интересы (более долговременные, чем у типичных импульсивных личностей), но тоже смутные и неопределенные. Такое состояние импрессивного искушения или принуждающего давления вызовет не нормальную отстраненную или заинтересованную реакцию, а резкое действие, мгновенную реакцию, в которой «сокращены» все дальнейшие интеграционные процессы.
В сущности, часто пассивно-подчиненные люди находятся в ожидании внешних обстоятельств: давления или искушения (или, как часто бывало в случае с последним пациентом, соблазнения, в котором объединяются элементы давления и искушения), — и это ускоряет преобразование смутного намерения в действие. Иногда ожидание принимает изощренные и специфические формы, как в случае с одним пациентом, который говорил, что не знает, хочется ли ему играть в карты, но он «вроде хотел бы пойти»
[60] туда, где, возможно, его будут уговаривать присоединиться к игре, и прибавлял, что он «всегда может принять решение, когда придет время». Но не только то давление или искушение, которое сталкивается со смутным намерением, кристаллизует его в необдуманное действие пассивно-подчиненного человека. Влияние оказывает даже самое удаленное от смутного намерения давление, поскольку отсутствуют четкие и определенные намерения и цели и критическое, отстраненное отношение. Таким людям очень легко промыть мозги.
Я хотел бы обсудить определенные черты этого процесса и проиллюстрировать его на примере вышеописанного гомосексуального пациента.
Этот пациент думал о вечеринке со смутным предчувствием, что может встретить там нового сексуального партнера. Получилось так, что к нему подошел человек, который не показался ему «особенно» привлекательным. Но, несмотря на это, когда тот человек стал настаивать, пациент, как он говорит, «не устоял». Он рассказал, что в конце концов подумал: «А почему бы и нет? Он не так уж плохо выглядит. И тот (другой человек) действительно очень сильно этого хотел».
Конечно, можно уступить другому, например другу, потому что он тебе нравится и ты неравнодушен к его благополучию и счастью. Такая уступчивость объективно не выглядит и субъективно не ощущается как «неспособность устоять». Такая уступка, возникающая из подлинного согласия с чужой точкой зрения, включает в себя активное суждение, внимание к давлению или просьбе, ясное осознание альтернативных вариантов и, наконец, выбор, намеренное и сознательное действие. Однако этот пациент уступил совсем по-другому. Он, конечно же, не пришел к подлинному соглашению с чужим интересом; он ясно обозначил это своей последней фразой: «И он действительно очень сильно этого хотел». Вместе с тем нельзя сказать, что его действие было вызвано вниманием или интересом к нуждам другого человека. Фактически очень маловероятно, что он проявлял особый интерес к благополучию и счастью этого человека. Его уступка (так же как и уступки подобных людей в целом) основана не на эмпатическом понимании чужих нужд и не на желании доставить удовольствие другим, а на конкретном ощущении силы, с которой преподносятся эти нужды, и на желании немедленно избавиться от давления. Если эмпатический человек хочет удовлетворить друга, ему неважно, выразил ли тот свою просьбу тихо или громко, но для пассивного человека это имеет решающее значение. Так что, когда этот пациент говорит: «Он действительно очень сильно этого хотел», — то в действительности он имеет в виду: «Он очень на этом настаивал».
Когда пассивный человек говорит, объясняя свое действие: «Но он думал, что я так поступлю», — можно с легкостью ответить: «И вы явно считали, что обязаны поступить в соответствии с его мнением». Получив такой ответ, пассивный человек часто с удивлением понимает, что ситуация теперь выглядит совершенно по-новому. В фокус его внимания попадает объективный факт, что у него был выбор. Он не смотрел на внешнее давление (мнение другого человека) отстраненно, он не рассматривал и не оценивал его; он просто почувствовал силу давления.
В результате этого процесса появляется не выбор одного из альтернативных вариантов, а суждение, прерванное неопределенностью альтернативных возможностей; интеграционный процесс не завершается относительно гладким действием, вместо этого происходит психологически незрелая кристаллизация смутного намерения в резкое действие; отсутствует субъективное чувство намерения и желания, его место занимает частичная, неполная мотивация. Короче говоря, это можно назвать импульсивной моделью действия.
Следует добавить, что неспособность пассивного человека «устоять», так же как и «импульс, которому невозможно сопротивляться» у импульсивного человека, нельзя считать всего лишь объективным доказательством того, что эти люди хотели бы что-то изменить, но не могут. Они не просто неспособны что-нибудь изменить; они неспособны захотеть изменений. Таким образом, когда человек ощущает, что не может «устоять», он не чувствует, что его захлестывает внешняя сила, — просто в этот момент он теряет интерес к сопротивлению.
Интересно отметить (как можно было понять из вышеприведенного примера), что мужчины-гомосексуалисты часто характеризуются пассивным или пассивно-импульсивным стилем деятельности, а также когнитивными, аффективными и активными системами, которые он в себя включает. Так, эти люди часто ведут описанный образ жизни: плывут по течению без особых планов, хотя и не бросаются из стороны в сторону. Однако особенно интересно, что этот стиль деятельности может помочь нам понять определенные черты их сексуальности.
Отклонения в гомосексуальной сексуальности вовсе не ограничены выбором объекта или предоминантной эрогенной зоной, хотя именно эти отклонения занимают центральное место в психиатрических исследованиях. Такие люди часто характеризуются гиперчувствительностью и, в определенном смысле, гиперсексуальностью (по сравнению с нормальной сексуальностью). Часто в их жизни доминирует сексуально-чувственная активность — очень частая сексуальная активность, основанная на прихоти, сексуальность, в которой чувственный интерес преобладает над аффективным и выглядит очень неясным, крайне эгоцентрическая сексуальность, которая может не включать в себя дальнейшее общение с партнером. Мне кажется, что такую чувственность нельзя удовлетворительно объяснить ни социальными условиями, ни добавочными фиксациями, включающими в себя специфическое содержание.
[61] Скорее всего, именно такая сексуальная активность и восприятие импульса соответствуют общим формам функционирования этого стиля.
