Ладно-ладно, убедил. Я записала номер своего мобильника на обрывке картонки и протянула ему.
— Настоящий?
— Нет, «серый», на Горбушке купила. Но работает исправно.
— Поверю на первый раз… Давай спускаться, — предложил ИЛ.
Когда мы выбрались на улицу через окошко, охранника уже не было.
— Черт, можно же было раньше спуститься! — сказала я.
— Ты на метро? — поинтересовался он.
— Да…
— Ну ладно, тогда мне в другую сторону. Машину оставил возле клуба, — очаровательно улыбнулся ИЛ и исчез в соседнем переулке, оставив меня в полном недоумении.
Сначала он пудрит мне мозги насчет рыцарей и умоляет дать телефон, а потом не может проводить до метро. Кстати, мог бы и до дома подвезти… А свой номер он мне так и не дал. Странно все-таки. По пути домой вдруг подумала, что ИЛ обиделся, когда я орала, что надо было спускаться раньше. Может, он и правда жутко ранимый рыцарь? Если позвонит, обязательно извинюсь!
Я стояла около своего дома, медная ручка приятно оттягивала карман, на безумно высоком ноябрьском небе тускло блестели звезды. В кармане завибрировал мобильник, я сжала его замерзшей рукой:
— ИЛ! Ты знаешь, я…
— Женька, ты что, это Варя! Что там на презентации-то было? И кто такой ИЛ?
Кадр 5
В семейный фотоальбом, или Убить Билла
После вчерашней презентации у меня безнадежно заложены уши (побочное действие музыки «Тертого шоколада») и ребра ноют от одного воспоминания о фанатской давке у сцены. С утра я признала себя абсолютно недееспособной и решила посвятить воскресенье тихому семейному отдыху. Хотя в нашем доме сочетание таких понятий, как «тихий» и «семейный», представить довольно сложно, сегодня у меня точно все получится. Мама спозаранку убежала на работу, а бабушка уехала на дачу — общаться с природой.
Хотите знать, как сделать выходной семейным, когда дома, кроме вас, никого? Нет ничего проще! Нужно только забраться в самое удобное кресло с кучей фотографий всех возможных родственников… Тише и семейнее не придумаешь!
Наш огромный фотоальбом — моя гордость. Я собираю его с пяти лет, когда развелись родители и мне приспичило любоваться счастливой семьей хотя бы на картинках. Вначале это была просто пачка фотографий в конвертике, которая хранилась под подушкой и вынималась, если мне ночью не спалось. Но к восьмому классу я начиталась романов про рыцарей и прекрасных принцев до такой степени, что на карманные деньги купила огромный альбом в кожаном переплете. Собрала все фотографии, которые смогла найти, и расклеила по страницам в шахматном порядке. До сих пор не могу понять, как в середине альбома оказалось фото Брэда Питта, но отдирать его жалко. Кроме собрания портретов предков до седьмого колена, у принцессы из романа должно было быть генеалогическое древо… Крошечные фотографии всех известных родственников, развешанные по веткам огромного дуба. Картинку с деревом я вырезала из школьного учебника по биологии. В библиотеке меня потом не поняли…
Неделю назад этот шедевр испортил мой сводный братишка-пакостник Тарас, превратив надпись «Генеалогическое древо» в «гинекологическое». Теперь все придется переклеивать.
Начнем, пожалуй, с бабушки.
Ирина Родионовна, дочь артистов-эмигрантов Родиона Раскольникова и Натальи Безуховой, через час после рождения стала жертвой родительской любви и получила громкое имя Арина Родионовна Пушкина. Они надеялись, что дочка пойдет по их стопам и литературное имя-отчество поможет юной артистке протоптать собственную тропинку к американской мечте.
Но Ариша оказалась девочкой с характером, имя пушкинской няни родителям не простила и в шестнадцать лет сбежала из буржуазных Штатов с капитаном грузового судна в сторону далекой (но горячо любимой) советской родины. Там она долго пыталась доказать, что не имеет отношения к американской разведке, вспоминала всуе имя некого пионера Павлика Морозова, сдавшего отца ради интересов партии, и добилась наконец советского гражданства, под шумок сменив имя на Ирину Родионовну Пушкову.
Ирина Родионовна тридцать лет проработала в районном загсе, регистрируя в день по плану десять трудящихся советских пар. Лично она план даже перевыполнила, побывав замужем ровно семь раз. Последний муж, престарелый новый русский Стасян, в 99-м году свалил в Израиль, не оформив стандартного развода, так что бабушка все еще числится в рядах замужних женщин.
Наследственность артистов-эмигрантов подло проявилась через поколение в моей маме. Кстати, мамой ее строжайше запрещалось называть даже дома. Только Ликой. Она уверена, что двадцатилетняя дочка рядом прибавляет ей возраста. И в этом есть своя логика.
Лика — актриса театра, название которого повторять при ней не стоит, потому что ее раздражает всякое упоминание о работе. Список запрещенных имен и названий завершает Борис Илларионович — режиссер, который доводит маму до белого каления просто своим существованием. В театре он получил гордое прозвище Билл — за привычку издеваться над актерами во время репетиций, но Лика ненавидит его не за это.
Борис Илларионович, как у режиссеров водится, пытался любую прекрасную актрису в театре совратить, и Лика попала в «список Билла». Но оказалась она не только прекрасной, но еще и абсолютно неприступной. С папой Лика тогда уже развелась, но у Бориса Илларионовича был такой немужественный голос, такие отвратительные усы, такие маленькие сальные глазки, а еще он не снимал с намечающейся лысины капитанскую фуражку… В общем, не сложилось. Черное пальто и грязно-белая фуражка с золотым шнуром. Сразу видно — творческий человек! SOS!
Обычно Билл появлялся утром с букетом метровых роз на плече и прямо из коридора громким фальцетом орал:
— Добрый вечер!
— Доброе утро, — уточняла я и лезла на гимнастическую стенку качать пресс.
Лика в такие моменты закатывала глаза к потолку, пряталась под любимым пледом на диване и задавала риторический вопрос «Кто его впустил?»
Впускала его Ирина Родионовна, повинуясь профессиональному инстинкту, приобретенному за долгие годы образцового труда в загсе: как можно быстрее переженить всех вокруг. Потом выяснилось, что мы с Ликой поступали очень опрометчиво, позволяя им пить вдвоем чай. Через неделю таких «чайных бесцеремонностей» Борис Илларионович совсем обнаглел и признался Лике в любви. Весь ужас в том, что он признался даже и не ей, а бабушке. Расчувствовался под влиянием домашней обстановки и пирожков с луком настолько, что рассказал о своей тайной любви и попросил у сморкающейся от нежности бабули дочкину руку и заодно (бонусом) сердце. Так что теперь Ирина Родионовна со слезами на глазах умоляет Лику ответить «Борюсику» взаимностью. Еще бы, никто, кроме Билла, не ел бабушкиных фирменных пирожков с луком!
Отношения остались бы на привычном для Лики уровне (небольшое раздражение, двадцать капель валерьянки, чье-то разбитое сердце на блюдечке), если бы режиссер вдруг не решил показать характер. Получив отказ в руке и сердце, Билл привел в театр юное дарование Лялечку Андрееву — копию Лики, только на… м-м-м… двадцать лет моложе.
