Знаменитый французский писатель Виктор Гюго был влюблен в менее известную публике даму по имени Жюльетта Друэ. Историки литературы знают, впрочем, что она была бретонка и брюнетка. Любовь эта осложнялась тем, что Гюго был женат. И вот на цветущих берегах Бьевра Гюго нашел выход из положения, достойный его гения. Он поселился с семьей в замке Роше (на пути из городка Бьевр к хутору Вобуайен) у редактора «Журналь де деба» господина Бертена д’Энгра, а брюнетку Жюльетту пристроил в маленьком домике на ферме Метц, что на высоком левом берегу Бьевра. На фасаде домика нынче начертаны бессмертные строки из «Печали Олимпио», имеющие непосредственное отношение… Собственно, стихи эти имеют в виду более позднее время, когда влюбленные снова соединились под крышей романтического домика:
Никогда и ничем не кончаются самые горькие миги,
Как и те, что счастливее всех в человеческой жизни:
Мы лелеем в мечтах это наше заветное место,
Где начало берет все прекрасное, что потом умирает вдали.
Отправляясь на прогулку из замка редактора, Гюго, как правило, встречался с бретонкой Жюльеттой перед церковью в Жуи, на изгибе ручья или перед заветным дубом, в дупло которого они (как некогда герои пушкинской повести – да обойдет вас воспоминание о старинном школьном анекдоте про Дубровского и Машу) клали свои любовные послания. Историки французской литературы уверяют, что мы не должны соболезновать супруге французского гения, ибо мадам Гюго (ее звали Адель) использовала эти регулярные отлучки мужа для пылких свиданий с Сент-Бёвом. Так что все складывалось весьма удачно для супругов и для родной словесности. Уезжая на свидание с Сент-Бёвом, красавица мадам Гюго сообщала, что спешит на мессу в деревенскую церковь. А вот Гюго и впрямь спешил к здешней церкви, близ которой ждала его прелестная Жюльетта (ах, как она хороша на литографии Леона Ноэля, и зачем только терзают нам душу последним, можно сказать, предсмертным ее портретом кисти Бастьена-Лепажа, но что поделать – их роман с Гюго длился добрых пятьдесят лет!). Так что местную церковь (как и другие приметы этого любовного пейзажа) без труда найдешь в поэзии французского классика:
Эта скромная церковь была с осевшим кружалом.
Церковь, где мы встречались с тобой,
Где за три истекших столетья
Немало исплакалось душ…
(Из «Песен сумерек»)
Ах, как прекрасна была Жюльетта Друэ в свои двадцать семь, когда Гюго читал в театре Сен-Мартен свою «Лукрецию Борджиа», а она не сводила удивительных глаз с великого автора! Она прошла к тому времени немалый женский путь (которым не раз попрекал ее буржуазный Гюго) – от жестокой школы святых сестер до театра, была моделью и возлюбленной скульптора Прадье (от него прижила дочку), любовницей Павла Демидова, Альфонса Карра и еще бог знает кого (жить-то надо, и надо быть по моде одетой, несмотря на бешеные долги). Гюго долго противился грехопадению (он не собирался бросать ни изменщицу Адель, ни безвинных детей), но в конце концов не устоял (но и от попреков не мог удержаться) – это была большая и очень долгая любовь, описанная в стихах, прозе, дневниках, письмах (однажды Жюльетта в ярости сожгла часть его писем – вот где потеря-то для изящной словесности!), и если мы углубимся в ее перипетии, наше путешествие по Французскому Острову может наглухо забуксовать на этом романтическом берегу Бьевра…
А как мы уже предупреждали, романтические верховья Бьевра способны растревожить не только воспоминания сердца. Люди, знающие толк в финансах, непременно вспомнят, что здесь же в Жуи стоит родовой (XVIII века) замок семьи Малле. Люди политически озабоченные не забудут упомянуть, что в этой деревушке (в скромном домике на улице Леона Блюма) любил отдыхать вождь здешнего пролетариата Леон Блюм (о, славный Народный фронт, памятный введением оплаченных отпусков, неужто он и впрямь был придуман на Лубянке, в кабинете Радека и в конторе носатого Осипа Пятницкого, как утверждает в своей книге «их человек» Вальтер Кривицкий?). Люди, не способные забыть о великом искусстве Французского Острова, хотели бы, конечно, услышать и о здешней построенной в XIII и перестроенной в XVI веке церкви с ее знаменитой статуей Богородицы Во Славе (два ангела подносят сидящей Богородице младенца) XII века, приводящей на память знатокам статуи-колонны со старых романских порталов…
При этом все, вероятно, категории странников, попадающих сюда, слышали про Кристофа Филиппа Оберкампфа. Это он открыл в Жуи в 1760 году мастерские, где были изготовлены первые во Франции набойки, которые сразу же вошли в моду под названием «ткани Жуи». К 1763 году мастерские стали называться Королевской мануфактурой, здесь трудились уже 1300 рабочих, и если к 1822 году бесчисленные фабрики подражателей задавили мануфактуру-пионерку, то это первенства ее никак не отменяет (тем более что сам Оберкампф к этому времени уже умер). В настоящее время в одном из многочисленных замков Жуи (в замке Монтебелло) открыт знаменитый Музей тканей Жуи. Прочие замки тоже нашли себе хозяев. Замок Буа-де-Роше принадлежит ЮНЕСКО, замок Вильвер – Международному институту, замок Канробер муниципалитет сдает под выставки, замок Монсель приобрел Фонд Картье, в замке Жуи с его парком с 1964 года разместилась Высшая коммерческая школа – и еще, и еще. Так что никакой Гюго здесь нынче тайную возлюбленную не спрятал бы, да и Гюго во Франции, похоже, перевелись – заметный застой в изящной словесности.
Что же касается соседнего и по-прежнему идиллического селения Бьевр (Bièvres), где нынче мирно разводят клубнику, то оно славится не только романтическими визитами Гюго, но и подвигами первых французских фотографов. Это здесь Феликс Турнашон (1820–1910), более известный как Надар, впервые произвел аэрофотосъемку (с воздушного шара). Отзывчивый Бьевр не только установил в честь этого события мемориальную стелу, но и открыл у себя Французский музей фотографии, где собрано знатное количество старинных фотоаппаратов, а также воспеты достижения Дагерра, Ньепса и других французских отцов фотографии. В Бьевре, как и в Жуи, множество замков, оставленных знаменитыми людьми ушедших столетий, которым по их рангу полагалось иметь солидный замок: скажем, стоит здесь весьма интересный замок первого хирурга Людовика XV.
Множество замков можно обнаружить и в недалеком отсюда Верьер-ле-Бюиссоне (Verrières-le-Buisson), прославленном своими опытами по выведению новых сортов картофеля, собранных Пармантье, своими цветами и знатным родом Вильморен-Андриё, который много способствовал развитию цветоводства и сельского хозяйства. Одна из поздних представительниц этого рода Луиза де Вильморен (1902–1969) была журналисткой и писательницей и похоронена в родовом парке. При жизни она часто принимала у себя в замке министра культуры Андре Мальро, который, проиграв в Москве Луи Арагону конкурс на звание главного большевика-пролетария и сталинца, поменял курс, стал министром-голлистом и охотно посещал непролетарские замки.
После Верьер-ле-Бюиссона речка Бьевр подходит к огромным здешним «Черемушкам» 60-х годов – Масси-Антони, призванным, как здесь оригинально выражались, «разрешить жилищную проблему» в столице Франции (проблема, конечно, оказалась неразрешимой). С некоторых пор река, дойдя до Антони, уходит под землю. Этот акт гильотинирования милой речки и ее похорон не означает, что мы с вами прервем наше путешествие по «долине Бьевра». Правда, не только исчезновение реки до неузнаваемости изменило здешний пейзаж, но и активность пригородного населения (намного превышающего числом население «собственно Парижа»), а также растущие потребности города. И все же кое-какие следы удивительной истории этих мест можно еще отыскать, чем мы и займемся. Да и сами эти столь важные для жизни Французского Острова объекты нельзя выбросить из рассказа.
