Когда мы, оставив Бадахос, прибыли в Алдеа Галлега, то послали весть вице-королю Португалии, дону Кристобалю де Мора о своем местонахождении, и он выслал нам четыре галеры со многими служителями, которые и доставили нас в Лиссабон. Здесь нам устроили грандиозный прием и гостеприимно поместили в величественном дворце. Отдохнув несколько дней, будучи роскошно приняты многими португальскими дворянами и частными лицами Лиссабона, так как они в самом деле очень гостеприимные хозяева, наш посол приказал мне вернуться с каноником в Вальядолид, чтобы дать его величеству правдивые сведения о гибели нашего алфакиха. Я приступил к выполнению его приказа и здесь для себя уяснил, что именно рука Бога ведет сердца людей в соответствии с Его Божественной Волей. Ибо, как только я достиг Вальядолида, я пошел увидеться с Аликули-беком в Доме иезуитов, и как только я начал разговаривать с ним и беседовать с отцами Общества Иисуса — стало явным, что Всемогущий Бог пожелал, чтобы в меня проникло чудо. Ибо я сразу же в своем сердце почувствовал необыкновенное стремление получить Его Божественное благословение — пусть тысячу раз будет благословенно Святое Имя Его! — и в то время, как я еще пребывал в замешательстве мыслей и был не в состоянии выразить свое определенное желание, Божественная Воля освободила меня от сковывающих уз — как с Моисеем — и как только я вернулся в свое жилище, решительно воззвал к отцам [церкви] принять меня в христианство.
Персидскими буквами я заставил себя записывать молитвы, предписания, заповеди и другие христианские таинства, которые необходимы для тех, кто, как я, решился стать новообращенным. Возношу хвалу Божественной милости, что мне удалесь здесь подробно рассказать о моем обращении, ибо это Его непостижимое провидение вселяется в тех, кого Он призывает к церкви и соединению с верой. Потом меня обстоятельно ознакомили с католическим учением. Дон Альваро де Каравахаль, главный священник и распорядитель милостыни королевского величества, подолгу беседовал со мной, разъясняя непонятные места в учении, всем сердцем праведного христианина поддерживая меня и помогая моему обращению в новую религию. Затем я осмелился просить аудиенцию у герцога Лермы, главного министра его величества, на плечах которого лежала вся тяжесть управления королевством, на что он милостиво согласился принять меня. Он сказал, что был рад узнать о моих добрых намерениях, и я решился изложить перед ним свои планы, состоявшие в том, что, приняв христианство, мне хотелось вернуться в Персию и, захватив с собой жену и сына, возвратиться в Испанию. На все это герцог отвечал, что после обращения в христианство, если я останусь жить в Испании, его величество, без сомнения, проявит ко мне благосклонность и возвысит до почетного положения; и что он разделил бы мое горе по поводу потери жены и ребенка (в случае моего пребывания в Испании и невозвращения в Персию), если бы Бог не велел нам всем терпеливо переносить куда более тяжкие испытания, чем это.
Он привел много других действенных доводов, и я был полностью утешен и приободрен, ибо поистине Бог одарил герцога Лерму проницательным умом и добрым сердцем. Даже наш посол согласился с этим мнением после своей последней аудиенции у герцога Лермы, которому он потом выразил свое глубочайшее уважение. Заканчивая эту главу, я почувствовал, что Бог полностью овладел моим сердцем и помыслами — хотя в этом не было никакой моей заслуги — и твердо решился без промедления принять христианство, а затем вернуться в Персию за женой и сыном. Конечно, в Персии я намеревался скрыть свое обращение в христианство, с тем, чтобы воспользоваться удобным случаем и в благоприятный момент вернуться в Испанию. Наверно, поэтому все приготовления к моему крещению были завершены очень быстро.
Глава восьмая,
о том, как мы, племянник посла и я, были крещены; как я возвратился в Лиссабон и что произошло между мной и послом; и как еще один перс, имя которого Буньяд-бек, решил принять христианство
После моего возвращения от герцога Лермы, по особому указанию дона Альваро де Каравахаля, главного священника и распределителя милостыни Его величества, спешно были завершены все приготовления для крещения меня и племянника посла. Нас, персов, основательно обучили догматам христианской веры. Каждому из нас принесли белый атласный костюм, и дон Альваро де Каравахаль в экипаже привез нас во дворец, и мы были препровождены в присутствие их величеств, также одевшихся в белое и ожидающих нас. Потом в сопровождении большой группы людей мы спустились в королевскую церковь, и здесь дон Альваро де Каравахаль крестил нас. При этом нашими крестными отцом и матерью выступили король и королева
[292]. Аликули-бек, племянник посла, получил имя дон Филипп Персидский, тогда как я, известный до того как Орудж-бек, стал Дон Жуаном Персидским и вслед за тем их величества неоднократно обняли нас, оказав этим самым нам высокую честь. Затем король дал мне письмо для нашего посла и приказал своему переводчику сопровождать меня в поездке, добавив расходы на дорогу. Итак, я вернулся в Лиссабон, одетый по-персидски, как и прежде.
Моей целью было, как я уже сказал, вернуться домой в Персию, где я скрывал бы факт своего превращения в христианина для того, чтобы мне разрешили увезти с собой жену и сына. Однако это могло быть возможно в том случае, если б не узнали о моем крещении, иначе я должен был бы публично заявить о своей христовой вере и погибнуть за нее. С этими мыслями я направился в Лиссабон, прибыв туда без всяких приключений. По приказу герцога Лермы меня сопровождал господин (уже упомянутый) из числа придворных его величества, по имени Франсиско де Сан Жуан, турецкий переводчик, и вскоре я обнаружил, что, став уже христианином, от бесед с моими земляками, с которыми я прежде был неразлучен, более не получаю душевной услады. Благословляю тебя, Господи, за то, что Ты изменил мою душу. Посол, казалось, был очень доволен моим возвращением и поспешил с приготовлениями к отплытию.
Затем я пошел представиться вице-королю и, поцеловав ему руку, рассказал о своем крещении, чему он очень обрадовался. Когда я сообщил ему о своем намерении вернуться в Персию за женой и сыном, он стал предупреждать меня об опасности, советуя пока оставаться в Испании. Посол, сказал он, хорошо знает, что я перешел в христианство и был крещен в Вальядолиде, как и его племянник, так что мое возвращение на родину связано с риском для жизни, так как либо я буду казнен по приказу посла во время морского путешествия, либо же, если он не сделает этого, то сообщит обо мне по прибытии в Персию, где, конечно, я буду заживо сожжен. Я отвечал, что очень тронут добрым отношением и благодарен за его советы, но уверен, что послу все еще неизвестен факт моего перехода в христианство, так как он по-прежнему дружески расположен ко мне, и я твердо решил осуществить свой замысел. Вице-король на это отвечал, чтобы я тщательно взвесил все, пока есть время. После этого я вернулся домой, но что-то стало беспокоить меня. О моих намерениях знал только персидский дворянин Буньяд-бек, мой близкий друг (который был третьим среди нас, секретарей), только с ним я откровенно обсуждал этот вопрос. Спустя несколько дней как-то после обеда посол прошел в свою личную комнату вместе с Хасанали-беком (бывшим четвертым в ранге персидских секретарей); сомнения одолели меня, и я невольно приник ухом к двери. Прислушавшись, я понял, что речь идет обо мне. Посол предупреждал Хасанали-бека, чтобы он и остальные были очень осторожны со мной, чтобы я ничего не подозревал о том, что он, посол, уже знает, как я был крещен под именем Дон Жуана, добавив, что он намерен держать это дело в тайне до нашего возвращения в Персию. Если мы благополучно доберемся туда, он прикажет схватить меня и привести к царю, который воздаст мне по заслугам.
