Обочина была усыпана останками огромных шин от грузовиков, изничтоженных колдобинами и жарким солнцем. Большинство шин были по метру в диаметре, усилены железными полосами и были настолько тяжелыми, что мы даже вдвоем не могли их поднять. Единственный плюс дороги был в том, что она была прямой, иногда шла 50–60 километров без поворотов и изгибов.
Пустыня поглотила нашу энергию и высушила тела. На нас обрушился гхибли, ужасный ветер Сахары, часто настигающий Ливию. Нас предупреждали о нем, но мы даже не представляли, насколько это пугающее явление. Это была волна чистого жара, похожая на выброс ракетного топлива. Внутри машин без кондиционера температура доходила до 50 градусов. Неважно, как мы ехали, медленно или быстро, спасения от ветра не было нигде. Он ослеплял нас, иссушал носы, засыпал песком глотки. Температура наша росла, пульс поднимался до 130 ударов в минуту. Любое усилие казалось последним: попытка дышать, двигаться, вести машину. Пустыня жарила нас заживо, и мы не могли никуда деться.
Гхибли – настоящее проклятие Ливии, за которое следует винить пустыню, составляющую 98 % территории страны. Благодаря орошению и удобрениям в песках могут зацвести цветы, но ничто не может справиться с гхибли. Цветущие поля вымирают за день, фермерские хозяйства уничтожаются за час. Лишь самые стойкие оливковые деревья и финиковые пальмы выживают в смертельном ветре. Из-за гхибли Ливия никак не может считаться развивающейся нацией: «Она развивается до тех пор, пока не придет гхибли. Как только начинается этот ветер, развивать становится нечего».
Мы медленно карабкались в сторону холмов Джебель аль-Ахдар, а костлявые козлы, овцы и верблюды жадно жевали пучки травы. Солнце беспощадно жарило затылки, и вокруг не было ни деревца, ни куста, которые бы дали тень. Мне было жаль животных и людей, которые никогда не укрывались в тени дерева, не лежали на цветочном лугу и не окунались в прохладный ручей. Я думал о храбрости моих родителей, переехавших из уютного штата в неизвестность, чтобы я смог родиться в самой процветающей стране, в то время как люди не столь удачливые рождались в нищете. Что, если бы мы, как и они, никогда бы не знали полного желудка, не знали бы дней без страха болезни и неуверенности, не знали бы беззаботной любви и полной жизни? Я убежден, что люди могут быть хозяевами своей судьбы, что, будучи амбициозным и настойчивым, можно добиться чего хочешь. Но будучи в той части света, я понял, что для многих, даже, наверное, для большей части человечества, нет ни возможностей, ни больших надежд, ни беззаботных дней, ни утешения – лишь ранняя смерть.
Вскоре я пожалел всех нас. Мы пережили еще одну поломку трейлера (который, как мы поняли, совершенно не подходил для подобных дорог) и трудились весь день, чтобы заменить ось. К ночи еда и вода закончились, осталась только коробка мацы, которую мы обещали сохранить для фотографии на фоне пирамид. Мы путешествовали почти без еды из-за завышенных цен в Бенгази и собирались пополнить запасы в Египте, а воду выпили уже через два часа после аварии. За весь день мимо нас прошла одна машина, и у них воды не было.
Мы уже были готовы к безводной и голодной ночи, когда рядом с нами затормозил военный джип, а из него выпрыгнул ливийский лейтенант, предложивший разделить с ним кусок хлеба. Ни один джинн, вылезающий из лампы, не мог бы появиться в лучшее время.
Лейтенант, представившийся Ихабом, был инструктором в лагере около египетской границы, где-то в 50 милях к востоку, где он учил партизан военным действиям, мерам по подавлению восстаний, сносу зданий, расставлению ловушек и саботажу. В Бенгази он был в увольнении, навещал жену. На данный момент он как раз возвращался обратно.
Я спросил, есть ли у него еда. Он секунду подумал, потом показал на юг.
– Мы возьмем еду у кочевников. Они проходят недалеко отсюда как раз по дороге к летнему пастбищу в холмах. Я был в их поселении несколько дней назад.
– А разве кочевники не опасны? – спросил Вудро. – Разве они не избивают незнакомцев и не воруют у них деньги?
– Только те кочевники, у которых пятистенные палатки, – они это делают, даже если вы держитесь от них подальше. Но эти не такие, со мной у вас проблем не будет.
– Хотите сказать, они военных боятся? – спросил я.
– Вовсе нет. Контролировать их мы не можем. Когда мы получили независимость, король сказал кочевникам, что они могут приходить и уходить когда угодно и что они могут продолжать носить оружие. У них нет паспортов. Они переходят границы, как хотят. Наша страна пытается склонить их к оседлой жизни и фермерству, но это займет годы. Сложно построить нацию, когда половина населения все время перемещается. Но они слишком гордые, чтобы делать то, что им скажут. Именно их дальние предки разрушили города вдоль побережья после ухода римлян, а тысячу лет назад именно их овцы и верблюды паслись на наших фермах, съели всю траву, уничтожили леса и превратили землю в пустыню.
Легенды говорят, что когда-то человек мог всю дорогу от Триполи до Танжера пройти в тени деревьев и садов. Но кочевники уничтожили всю растительность, и после они не хотят ничего менять. Каждый год их умирает все больше. Когда нет дождя и травы, везде лежат кости ягнят и козлят. Стада становятся меньше с каждым годом. У многих семей осталось только то, что помогает выживать.
– Как же они тогда нам помогут? – спросил Ману.
– У местных бедуинов все хорошо. Они живут рядом с Киреной и холмами, где все-таки случаются дожди и растет трава. Их козлы и овцы выживают.
– Почему тогда остальные бедуины не придут сюда?
– Это запрещено. Будет война. Каждое племя пасет скот там же, где пасли свои стада их предки на протяжении тысяч лет. У каждого племени есть границы. Если кто-то на своих пастбищах находит другое племя, нарушителей убивают.
– Не очень похоже на доброжелательные отношения, – сказал Вудро.
– Ну так и бедуины – не дети из воскресной школы.
– Тогда почему ты думаешь, что они дадут нам еды? – спросил Стив.
– Вы дадите им подарок, конечно же. Одежда и украшения идут хорошо, но возьмите ружья – надо показать кочевникам, что вы вооружены, чтобы они не ограбили вас ночью.
– Мы можем отдать только ботинки, а ружей у нас нет, только луки и стрелы, – сообщил я.
– Сойдет. Кочевники носят обувь. И будут уважать вас, как воинов, если вы вооружитесь луками – потому что их отцы носили луки до того, как британцы дали кочевникам огнестрельное оружие.
Все, кроме нас со Стивом, остались охранять трейлер, а мы проехали четыре мили к югу по пустыне, где Ихаб и остановил нас:
– Остаток пути мы пройдем пешком, чтобы не испугать их животных.
В черной пустынной ночи я увидел черные шатры. Пространство между шатрами было пересечено канатами, и когда мы начали между ними пробираться, все уже поняли, что в лагерь кто-то пришел. Овцы и козлы прятались где-то вдалеке, курицы и дети бегали перед нами, а верблюды похрапывали в больших палатках. Воздух был наполнен ароматом чая и свежего хлеба.
