Я залез на высоту человеческого роста над зарослями колючих груш,
[34] сделал пять шагов по скальной стенке справа налево и застыл в позе Иисуса, схватившись левой рукой за зацепку. И вот когда я вытянул левую ногу и начал переносить на нее вес тела, кусок травертина под ней отломился. Я повис на руках — и выступ, за который я держался правой рукой, тоже отломился. Я не сорвался, просто поехал вниз — лицом к склону, скользя носками сандалий по скале. У меня было достаточно времени, чтобы оценить колючую грушу, приближающуюся к моей заднице. Ветки и колючки двух стоящих рядом на краю полки кактусов сплетались в стенной нише так, что сверху мне виделся большой гротескный смайлик. Как будто гигантская мухоловка готовилась проглотить зазевавшуюся муху. За миг до того, как мои пятки уткнулись в верхушку кактуса, я оттолкнулся от стены, пытаясь сделать что-то вроде полусальто, дабы избежать встречи с самой высокой частью колючего забора.
Я спрыгиваю на песок рядом с зарослями — примерно на нос того смайлика, что я видел сверху, расставив ноги по обе стороны от него. И все бы хорошо, но, смягчая приземление, я невольно присел, и жесткие иглы впились в чувствительную кожу внутренней стороны бедер. Резким рывком я освободился и замер на полке над дамбой из травертина, раскорячив ноги, как сброшенный с лошади ковбой. Надо было искать спуск через кактусы, но крик сестры: «У тебя все в порядке?» — позволил отложить это удовольствие на пять секунд.
— Да, все хорошо, — ответил я, — просто упал на кактус.
Я выдрался из зарослей и снял шорты: мое длинное серое термобелье было все в кровавую крапинку. В центре каждого темно-красного яблока мишени торчала полудюймовая острая игла кактуса. Двадцать минут я выковыривал крупные иголки, потом снял белье и начал охоту за более мелкими, тонкими, как волосинки. Сначала я попробовал их считать, но, перевалив за сотню, сбился и перестал. А где-то через час Соня, перекрикивая шум воды, сообщила мне, что неплохо бы надеть шорты, поскольку приближаются какие-то люди. Это были первые люди, которых мы увидели после того, как прошли деревню. Я засунул термобелье в карман и пошел посмотреть, что это за туристы сюда добрались. Это были Жан-Марк и Чед — два парня моего возраста, и также из Финикса. Они спускались вдоль Хавасупай, чтобы вечером встать лагерем уже на реке Колорадо. Мне тоже хотелось посмотреть низовья Хавасупай, но в Сонины планы двадцатипятикилометровая прогулка туда и обратно не входила. Так что с Жан-Марком и Чедом мы договорились встретиться на Колорадо завтра в десять утра, чтобы возвращаться вместе.
К Муни мы с сестрой вышли уже в сумерках. На ужин, кроме традиционных макарон с сыром, мы достали заранее приготовленную индейку и крекеры. Для походной кухни это необычное блюдо, но нам хотелось устроить традиционный праздничный ужин в честь Дня благодарения. Мы были очень благодарны в тот день, поскольку оказались вдвоем в таком потрясающем месте. На десерт по шоколадке, а потом мы подвесили нашу еду, чтобы до нее не добрались еноты и какомицли,
[35] и заползли под тент — кроме нас, на всей огромной, километр в поперечнике, стоянке никого не было. Соня заснула, а я еще почти час пинцетом при свете налобника выковыривал занозы. Сильно облегчило задачу то, что на весь каньон мы с пинцетом были, считай, одни и никто не наблюдал этого ритуала с его сопутствующими ужимками. Последнюю занозу — из ягодицы — я удалил уже через неделю у себя дома в Чандлере, сидя на диване и глядя футбол по телевизору.
На следующее утро в семь часов я, светя себе налобником, уже спускался вдоль Муни по всем цепям и дюльферам. Потом через тополиные заросли, через травы и тростники, травянистые банки наносных островов у Бивера — вниз и вниз. У Колорадо, на стоянке Жан-Марка и Чеда, я был в точно оговоренное время. И как раз успел к их утреннему кофе, закипавшему на горелке. Мы погуляли по сланцевым полкам берегов нижнего течения Хавасупай, посмотрели, как она впадает в огромную Колорадо, и прикинули, нельзя ли сплавиться вдоль южного берега. Чед хотел сфотографировать, как прозрачная Хавасупай смешивается с ревущим безумием черно-опаловой Колорадо, и зашел в воду.
Что двигало мною, когда я, с гиканьем плюхая по мелководью, обогнал Чеда, влез на скалу, возвышающуюся над водоворотом, и пушечным ядром бросился прямо в Колорадо, во всей одежде, без спасжилета? Не знаю, но в тот момент это показалось мне отличной идеей. И у Чеда вышла отличная фотография моей глупо ухмыляющейся рожи. Когда я погрузился в воду, у меня перехватило дыхание — по сравнению с теплой, почти тропической Хавасупай, Колорадо была просто ледяной. Если в Хавасупай температура воды была вполне терпимые шестнадцать-семнадцать градусов, то в Колорадо — не больше десяти, что уже грозило очень быстрым переохлаждением. Поток подхватил меня и закрутил, толстая рубашка с длинными рукавами и штаны мгновенно стали пятикилограммовыми гирями, потянувшими вниз. Скинув обувь, я начал упорно бороться с водоворотом. Берег находился всего в полутора метрах, но завихряющийся поток был слишком силен. Я делал гребок за гребком, но берег все так же проносился мимо.
Чед и Жан-Марк сначала наблюдали за мной, а потом кто-то из них спросил:
— Арон, тебе нужна помощь?
Гордость не позволила мне просить о помощи.
— Не, я ее сделаю! — ответил я и принял внутрь первую порцию речной воды.
Чед, должно быть, услышал панику в моем голосе, потому что вскочил на скальный выступ и бегом бросился к их лагерю, разбитому метрах в десяти от берега и от того места, где я крутился в водовороте. Поток отпихивал меня от берега, потом меня подхватывало основное течение — и цикл начинался снова; рубашка тянула меня на дно, и я попытался стащить ее, но, погруженному в воду, на каждую пуговицу мне требовался отдельный вдох. Дважды нырнув и хорошо нахлебавшись, я оставил рубашку в покое. Ледяная лапа Колорадо сдавливала грудь, дыхание мое сделалось мелким и частым. Чуть ниже по течению прямо из воды на триста метров мощным утесом вставали стенки каньона. Этот утес тянулся на километр, и дальше река поворачивала. Я отлично понимал, что, как только меня вынесет из водоворота, образовавшегося при впадении Хавасупай в Колорадо, мои шансы будут минимальны. Я утону задолго до того, как у меня появится хоть какая-то возможность вылезти. А потом еще долгие мили, добрая сотня миль, пока наконец река не выплюнет мое тело в озеро Мид. Перед глазами вспыхнул газетный заголовок: «В Гранд-Каньоне утонул слабоумный инженер. Тело выловлено в озере Мид».
Изо всех оставшихся сил замолотив руками и ногами, я вынырнул на краю водоворота и крикнул:
— Помогите! Помогите!
Чед, прибежавший со стоянки, встал на выступе и крикнул:
— Жан-Марк! Лови!
После чего кинул смотанный репшнур Жан-Марку, который был метрах в четырех от меня.
— Арон, хватай! — И он бросил конец, но тот упал в водоворот выше меня по течению и мгновенно уплыл за пределы досягаемости.
