Вера в народные лечебные средства не свойственна одному лишь сельскому люду. Желая поддержать свой охотничий дух, Герел страстно надеялся, что в походе по Хэнтэю нам повстречаются медведи. Неважно, что охотничий сезон на медведя закончился и что животные появляются после зимней спячки вместе с детенышами. Герел, как и многие другие монголы, был твердо убежден, что медвежья селезенка и печень — лекарства от многих болезней, в том числе и от рака желудка. Отправляясь на вершину Бурхан-Халдуна, наши спутники взяли с собой винтовки не просто напоказ, ради шоу, и через два дня, когда Герел возвращался в Улан-Батор с подаренными экспедиции лошадьми, они с Байяром застрелили двух медведей. Этот поступок, совершенный исключительно из-за целебных свойств медвежьих органов, по всем стандартам был напрасной расточительностью, так как животные вскоре должны были дать приплод.
Этот контраст между веселым добродушием наших коллег и тем, как они время от времени впадали в варварство, был того же рода, что и противоречия между старыми манерами и новыми технологиями, каковые иногда выглядели совершенно неуместными. На следующий день на скорую руку была устроена еще одна церемония дарения: двое наших пастухов-проводников объявили, что тоже хотят преподнести в дар нашей экспедиции двух лошадей. Засвидетельствовать событие явилась очередная группа местных партийных сановников. Партийный глава коммуны носил серый офисный костюм и легкие городские туфли, а его заместитель, наряженный в монгольский народный костюм из дээла, шелкового кушака и высоких сапог, выглядел куда непринужденнее начальника. С другой стороны, на груди у обоих красовались крупные эмалевые значки, свидетельствующие, что они на хорошем счету в Монгольской народно-революционной партии, а такой значок гораздо лучше смотрится на лацкане пиджака, чем пришпиленным к монгольскому дээлу.
Большинство участников церемонии прибыли верхом, но семья из шести человек — отец, мать и четверо детей — приехали на большом и тряском мотоцикле чешского производства, выкрашенном в ярко-желтый цвет. Как ни странно выглядела эта машина на открытой травянистой равнине, приходилось признать, что мотоцикл — вполне уместный вид транспорта для этих громадных открытых пространств. Семья позировала возле машины с не меньшей гордостью, чем пастухи со своими любимыми лошадьми.
Еще большим анахронизмом повеяло в тот момент, когда под занавес церемонии передачи лошадей Герел опять достал свои бронзовые медали на голубых шелковых лентах. Медали вызвали немало восхищения, но настоящий восторг охватил людей, когда Герел вытащил фотокамеру «Полароид» и сделал несколько фотографий медалистов. Волнение, вызванное медалями, было ничем по сравнению с возбуждением собравшейся вокруг толпы: всем хотелось посмотреть, как постепенно проявляется изображение на фотографиях, а затем счастливые обладатели показывали свои фото всем друзьям и родственникам.
Я понял, почему Герел просил меня привезти из-за границы побольше полароидных кассет для своей камеры, которую он раздобыл через друга в Москве. Обычно меня смутило бы подобное клише — в заграничном путешествии поражать местных жителей моментальными фотоснимками, — но здесь все происходило между монголом и монголами, и они были естественны в своей радости от того, что смогут добавить новые фото к своим коллекциям, которые выставлены напоказ чуть ли не в каждой войлочной юрте.
На следующий день Пол, Док и я отправились на джипе в Улан-Батор, так как араты рассказали о дошедшем до них слухе: в эти выходные состоится уникальный праздник. Собирались отмечать день рождения Чингисхана, и впервые подобное празднование было разрешено в столице коммунистической Монголии. Что было еще более необычным, организаторами празднования выступила группа частных лиц, не имеющая связей с официальным правительством, хотя, как предполагается, они должны были получить разрешение для проведения подобного публичного мероприятия. Общество Чингисхана было создано совсем недавно, его основал ветеран монгольской журналистики Дожодорж, широко известный на телевидении человек, ведущий еженедельной передачи о путешествиях. Обычно его программа была, скорее, осторожной и умиротворяюще сонной, но за несколько недель до того он произвел фурор, в весьма враждебном тоне проведя интервью с ушедшим на пенсию членом руководства коммунистической партии. Теперь Общество предложило отпраздновать день рождения Чингисхана, собрав людей на главной площади Улан-Батора. Неважно, что никому не известно, в какой точно день родился Чингисхан, как, раз уж речь об этом, никто не знает и точного года его рождения. Один источник утверждает, будто он родился в год Кабана, но это может быть как 1155-й, так и 1167 год, другие ученые отдают предпочтение 1162 году. Такая академическая точность не отпугнула членов Общества Чингисхана. В одном конце главной площади возвели временную деревянную сцену. Была развернута старомодная система звукоусиления, и с фонарных столбов свисали знамена с изображениями Отца Нации. Чтобы придать мероприятию некий шик, актера Монгольского союза артистов уговорили выйти в средневековом театральном костюме. Поскольку уже шли съемки эпического фильма о Чингисхане, то он был в соответствующем длинном шелковом плаще и в отороченной мехом шапке.
О праздновании дня рождения Чингисхана не было никаких официальных сообщений, публикаций или рекламы в СМИ. Народ узнавал о празднике только по слухам, а само мероприятие было устроено днем в воскресенье, 27 мая, сразу после спортивной встречи на Национальном стадионе, которая наверняка должна была привлечь большое число зрителей, потому что иных развлечений по выходным в Улан-Баторе бывает крайне мало. К изумлению всех, на празднование дня рождения пришло феноменально много народу. Половину главной площади города заполнили примерно 40 тысяч человек — подобных достижений партийная машина могла добиваться только в случае важнейших официальных событий. Кроме того, поведение толпы не походило ни на что, чему становился свидетелем Улан-Батор. Вместо привычной для партийных митингов покорности и серьезности зрители были радостны и аполитичны. Происходящее во многом действительно напоминало праздник. Они пришли сами по себе, отчасти из любопытства, отчасти чтобы принять участие в празднике, если он им понравится. Поэтому вначале люди вежливо слушали официальные речи, восхваляющие Чингисхана. Потом хлопали череде монгольских поэтов, которые читали свои стихи, посвященные великому герою. Наконец они радостно встретили артистов, которые развлекали их традиционными монгольскими песнями и танцами.
День обернулся крупнейшим народным праздником, какой только видел Улан-Батор. Неважно, что система трансляции была сущим бедствием и испортила главный номер живого эстрадного концерта. На сцену вышел ведущий певец самой передовой поп-группы Монголии. Длинные волосы свисали до плеч, на нем был длинный, ниспадающий свободными складками атласный халат, расшитые белой нитью ковбойские сапоги на высоких каблуках, на шее болтался громадный медальон размером с тарелку. На медальоне был изображен, разумеется, Чингисхан, и рефреном песни звучал громкий вскрик «Чингисхан! Чингисхан!», под аккомпанемент вибрирующих гитар и звон литавр, обычных для поп-концертов. Толпе выступление понравилось, пусть даже певец всего лишь открывал рот под музыку, а из-за технического сбоя запись проигрывалась на замедленной скорости с ужасающим воем помех. Настроение аудитории было слишком доброжелательным, чтобы подобные недочеты позволили отвлечься от веселья. Они уже ощутили вкус праздника. До того парочка ораторов совершенно неверно истолковала настроение толпы и, действуя согласно линии партии, попыталась говорить о политике. Их свистом согнали со сцены — неслыханное событие, чуть ли не lese-majeste
[8]. К концу дня от успеха мероприятия у организовавшего праздник зачерствелого журналиста буквально слезы наворачивались на глаза.
