Глава 8. Последний рывок
Если, как подтверждают факты, Ясон и аргонавты и вправду совершили в XIII столетии до нашей эры плавание в Черное море, с какими племенами они могли встретиться на своем пути вдоль побережья современной Турции? Куратор синопского музея показал мне остатки древнего поселения из числа тех, что процветали на побережье во времена аргонавтов. Мы приехали к высокому холму километрах в 5-и от Синопа; с вершины этого холма открывается замечательный вид как на бухту, так и на холмистую равнину, тянущуюся вплоть до гор, которые решительно отделяют берег моря от остальной части Анатолии. В конце бронзового века дома строили из дерева — природного строительного материала, которого в этой лесистой местности было в изобилии; люди той эпохи пользовались также простой посудой и инструментами — костяными и из бронзы. Судя по всему, сказал куратор, здешнее общество было довольно примитивным и имело тесные связи с другими племенами, обитавшими на побережье по соседству. Фактически каски — таково название народа побережья — занимали нечто вроде прибрежного коридора, который пролегал от Босфора на западе до Кавказа на востоке, и поддерживали отношения больше между собой, нежели с племенами равнин. Миновав Сталкивающиеся скалы и войдя в этот коридор, они вступили на маршрут, который естественным образом должен был привести их в Колхиду, край золотого руна.
Каски — народ довольно загадочный. Впервые о них упоминают около 1600 года до нашей эры записи Хеттского царства, и есть основания полагать, что правители хеттов создали нечто наподобие торгового пути между своей столицей Богазкей в северной Анатолии и черноморским побережьем, где обитали каски. Историки, традиционно уделявшие внимание торговым связям хеттов с бассейном Средиземного моря, лишь недавно признали значимость контактов с касками, хотя достаточно одного взгляда на карту, чтобы понять, что земля касков была ближайшим для Хеттского царства выходом к морю. Возможно, кстати, что последнее обстоятельство имеет отношение и к истории аргонавтов. Не так давно при раскопках уничтоженного пожаром малого дворца в Богазкее были найдены микенские глиняные кувшины. Это открытие произвело настоящий фурор среди археологов, поскольку эти кувшины, самодельные сосуды для масла, стали первыми несомненно микенскими артефактами, обнаруженными в столице Хеттского царства. Анализ показал, что кувшины датируются эпохой, когда держава хеттов уже начала распадаться и сухопутные торговые пути пребывали в небрежении. С другой стороны, это как раз предположительное время плавания Ясона, и вполне может оказаться, что сосуды являются доказательством морских контактов через Босфор — контактов Микен, Хеттского царства, касков и прочих племен побережья. Если так, то история Ясона, вероятно, символически описывает проникновение греков в акваторию Черного моря.
Бум! Бум! Бум-бум! Бум! Рокот барабана далеко разносился над водой. Барабанщик выглядел весьма экзотично — обнаженный, если не считать белых трусов, он вышагивал по молу Синопа, глядя прямо перед собой, и даже не покосился на нас, хотя совершенно очевидно пришел сюда, чтобы поприветствовать новых аргонавтов. Ему было за шестьдесят, и он явно пренебрегал верхней одеждой на протяжении жизни — его кожа приобрела оттенок, свойственный древесине красного дерева; по пятам за ним следовал маленький черно-белый терьер, благодаря черному клоку шерсти над одним глазом смахивавший на карикатурного пса с иллюстрации в газете. Собака тоже не смотрела по сторонам, семенила, поводя носом, в шаге от хозяина. Больше на молу никого не было, и только барабанная дробь безумного факира провожала нас, когда мы на веслах покидали гавань.
По некоей неведомой причине этот старик на молу с его барабаном и с псом, послушным, как ведьминский фамильяр, заставил меня занервничать, хотя поводов для беспокойства как будто не было. Питер Уилер восстановил рулевое весло — нашел в Синопе мастерскую, починил и укрепил весло, так что теперь кормило занимало положенное ему место и корабль охотно подчинялся его поворотам. Команда по приглашению мэра побывала в хаммаме, а также навела порядок на борту «Арго». Откуда же эти дурные предчувствия? Небо ясное, ветерок приятно холодит кожу, слева высится плоская спина Синопского мыса… Пожалуй, мои опасения могло вызвать то, что попутный бриз задувал не постоянно, а с перерывами, и последние учащались. Я намеревался пересечь залив и миновать мыс Бафра на следующий вечер, еще при свете солнца, чтобы иметь возможность при необходимость подправить курс. Чтобы все сложилось, требовался устойчивый ветер, дабы нам не пришлось грести ночь напролет близ мыса. Знай мы о том, что случится в следующие пять дней, никто из нас наверняка не возражал бы против весел; но мы и не подозревали, что нашей галере предстоит принять крещение бурей.
К полуночи ветер сменился на восточный, то есть задул нам в лоб. Чтобы «Арго» не отнесло обратно к утесам Синопа, я направил корабль в открытое море. Ветер крепчал, час за часом набирая силу, и море начало волноваться. Мы увидели ту самую тройную волну, которой так любят пугать неопытных мореходов местные рыбаки: она была выше прочих волн и накатила на «Арго», вынудив галеру содрогнуться. Некоторое время мы пытались грести, чтобы по возможности отдалиться от коварного берега, но быстро отказались от этой затеи — корабль плясал на волнах так, что весла стали бесполезны. Гребцы ерзали на покрытых пеной скамьях, бранились, выпускали рукояти весел и один за другим поднимали весла на борт; мы постарались разместить весла так, чтобы они не могли зацепить волну, и заклинили рукояти под скамьями. В подобной ситуации лучше перестраховаться: всегда существует опасность того, что весла какого-либо борта заденут шальную волну, тем самым невольно окажутся рычагами и перевернут галеру.
К 2 часам сквозь разрывы в облаках показался месяц, осветивший мучения «Арго»: корабль то и дело ложился на борт, выпрямлялся и тут же ложился снова. Крен был таким сильным, что порой весла, чьи лопасти торчали над планширем, все-таки вонзались в воду, и тогда заклиненные рукояти принимались вибрировать, сотрясая корпус. Иногда волны перехлестывали через борт, и нам приходилось вычерпывать воду с днища.
Иными словами, мы очутились в бурном море посреди ночи, и надо было что-то делать. Настал момент истины для сконструированного Колином Муди корабля и час испытаний для мореходных качеств галеры бронзового века. Мы не имели ни малейшего понятия, как поведет себя «Арго» и долго ли продержится непогода. Древнегреческие тексты полнятся историями о кораблекрушениях, причем наибольшее число жертв всегда приписывается удару о скалы или шторму — в подобных случаях люди гибли тысячами. Я решил, что, пока «Арго» в состоянии идти под парусом, мы должны держаться открытого моря. Мы немного ослабили шкоты и приспустили парус, так чтобы ветер наполнял его не целиком. После нескольких экспериментов нам удалось найти для «Арго» наиболее выигрышное положение — наискосок к волнам; валы продолжали раскачивать галеру, а ее киль, осадкой всего 2 фута, не обеспечивал должного сцепления с водой. По сути, «Арго» представлял собой не более чем вытянутую в длину гребную лодку, и эта лодка очутилась посреди моря в разгар шторма; выживание корабля полностью зависело от его команды. Чтобы уменьшить качку, члены экипажа легли на скамьи головами — самой увесистой частью тела — к подветренному борту. Людям и без того приходилось несладко, а теперь стало еще хуже: всякий раз, когда волна перекатывалась через борт, она заливала головы членов команды и мочила их спины.
