12 декабря, 22 ч. 40 мин. Исправительное учреждение строгого режима близ посёлка Гремиха
– За что мы здесь – это граждане судьи всем сообщили, а вот почему мы здесь – это вопрос тёмный, это не всякий догадается, хотя вся их затея шита белыми нитками и раскусить её – раз плюнуть, если на плечах голова, а не репа с хвостиком… – Корней Белка до того как угодить в лагерь служил в цирке иллюзионистом и на глазах у почтенной публики превращал юных ассистенток и добровольцев из публики в макак, крокодилов и даже неодушевлённые предметы, не пользуясь при этом ни ширмочками, ни ларцами, чтобы зритель мог наблюдать весь процесс трансформации – туда и обратно. Обвинён он был за то, что у некого гражданина, который, будучи в некотором подпитии, вызвался побывать в шкуре экзотического зверя, впоследствии обнаружилось некое психическое заболевание. В итоге Корней схлопотал срок рекордный во всём лагере – девять лет заключения с последующей ссылкой на север Восточной Тайги. После суда один из конвоиров по доброте душевной шепнул ему, что пострадавший был внучатым племянником уездного посадника, а то даже и дело к рассмотрению принимать бы не стали…
– Слушай! Дай поспать! – С верхней полки свесилась голова гадалки Глафиры Мирной, исчезнувшей с «курсов чародеев» за неделю до Лейлы. – Пришёл, так молчи… А то нагадаю я тебе такое светлое будущее, что мало не покажется.
– Хорошо-хорошо, – немедленно согласился Корней. – Я тихо буду… – Он заговорил вполголоса. – Так вот, собрали здесь всех, кто может такое, что нормальному человеку недоступно. Значит, все эти обвинения – фигня на рыбьем жире. А на самом деле, Церкви не нравится, что такие, как мы, вообще по земле ходят. Так что неважно, сколько кому припаяли, а никто из нас отсюда всё равно живьём не выйдет – помяните моё слово.
– Хватит пугать-то, – пробормотала гадалка, которая лишь делала вид, что разговор ей безразличен и только спать мешает. На самом деле она, следуя профессиональной привычке, вслушивалась в каждое слово. – Я сама видела, как двоих выпускали.
– Видела-видела! – передразнил её бывший фокусник. – Ты что, старая перечница, дальше колючки видишь?! С территории-то вывели и не только тех двоих, а вот куда их потом дели – ни мне, ни тебе не доложили.
– Корней, шли бы вы к себе, – вмешалась в разговор Лейла, которую как примерную прихожанку несколько шокировали столь грубые и безапелляционные обвинения в адрес Церкви. – Уже, наверное, заполночь…
– Да ты тресни ему по зубам, он и сам смоется, – предложила Яночка, не вылезая из-под одеяла. После того, как она узнала, что Лейла сделала со старичком Маркелом, её авторитет в глазах отставной гимназистки вырос до небес.
– Я, конечно, уйду, если меня попросят, – с лёгкой обидой в голосе заявил Корней. – Только кто, кроме меня, скажет вам правду?! Вот вы лежите тут, надеетесь, что всё пройдёт, что справедливость восторжествует – и всё такое… А справедливость, может, и вовсе торжествовать не желает! Не способна она. А нам не дано знать, что справедливо, а что нет, потому как люди, даже самые образованные, дальше собственных ощущений не заглядывают и во всём ищут только удобства.
Собственно, ради того, чтобы пообщаться именно с Яной, он уже третью ночь подряд пробирался в женский барак, благо после отбоя вся охрана с территории почему-то исчезала. Бывший иллюзионист положил глаз на бывшую гимназистку ещё во время первой поверки, куда её вытолкали охранники, даже не дав переодеться в тюремную робу. Впрочем, тогда все взгляды скрестились на ней. Короткая юбочка, тонкие капроновые чулки, жёлтая замшевая курточка, едва достающая до пояса – этакий мокрый цыплёнок на холодном ветру… Кто-то смотрел на неё с жалостью, кто-то со злорадством, кто-то с сочувствием. Корней тогда, не обращая внимания на окрики охранников, протиснулся к ней сквозь строй и отдал девчонке свой бушлат, за что потом отсидел сутки в карцере.
– Сейчас точно гадать начну! – пригрозила Глафира с верхней полки. – Что я говорю – всегда сбывается, помяни моё слово.
– А я тебя, карга старая, в мышь превращу! Хочешь?
– Здесь не цирк – фокусы показывать!
– А кто тебе сказал, что я просто фокусник? Проверить хочешь? Давай! – Теперь уже зашевелись спящие на соседних нарах, и в воздухе запахло всеобщим возмущением, так что Корней перешёл на шёпот. – Да меня знаешь, кто учил? Сам Джанат Ладжниш, факир из Шри-Лагаша. Он мне сразу сказал: человек способен на всё, если верит. И я вовсе не фокусы показывал. Совсем не фокусы! Думаешь, так легко заставить какого-нибудь придурка искренне поверить в то, что он лошадь, например. И верили, и перевоплощались!
– А почему бы вам, дорогой маг и волшебник, не внушить штаб-майору Тихому, что он – добрейшей души человек и думает лишь о том, как бы облегчить и без того тяжкую участь несчастных заключённых? – подала голос Лейла, переворачиваясь на другой бок.
– Из принципа. – Корней откликнулся только после минутного раздумья. – Чтобы сволочью перестать быть – это ещё заслужить надо. Не желаю, чтобы он на моём горбу в Кущи въехал.
Отговорка была железной, и Лейла не нашла, что возразить, зато Яночка даже приняла сидячее положение, поскольку не сочла возможным произносить свою гневную речь лёжа.
– Ты вообще охренел! Жрать почти не дают, в земле на морозе ковыряться заставляют, на поверки эти вонючие гоняют. Эта тюряга – хуже гимназии. Я, может, сдохну скоро во цвете лет, а ты, значит, принципиальный! Врёшь ты всё – вот что я тебе скажу. Врёшь, как сивый мерин… Никакой ты не факир, а так – ловкость рук. Вали отсюда, и видеть тебя больше не желаю! Всё! – Она накрылась одеялом с головой и демонстративно повернулась к стенке.
– Я тебе подарочек принёс…
– Не надо мне от тебя ничего.
– Ты хоть глянь…
– Не хочу. Отвали.
Он всё равно полез за пазуху и извлёк из внутреннего кармана брошь цвета потускневшего серебра – любопытная рыбка полвершка длиной сверкала зелёным стеклянным глазом, из которого сочился мягкий изумрудный свет.
– А мне можно посмотреть? – спросила Лейла, протягивая руку к чудной поделке.
– Ну, как хочешь… – Корней был слишком поглощён собственным огорчением, чтобы обращать внимание на что-нибудь ещё. Он сдавил брошь в кулаке, а когда пальцы разжались, на ладони оказался бесформенный кусок металла.
– Как это… – Лейла приподнялась на локте, не отрывая глаз от погибшей броши.
– Да никак. – Он стряхнул с ладони то, что осталось от подарка, поднялся с табуретки и, сгорбившись, двинулся к выходу.
Лейла не сдержалась – она, придвинувшись к краю нар, пошарила ладонью по полу и вскоре нащупала то, что выбросил Корней. Слиток был абсолютно твёрдым и в малейших деталях повторял внутреннюю поверхность сжатого кулака – даже линии руки отпечатались, хоть гадай по ним. Только из зелёной стекляшки продолжал сочиться свет, который теперь стал ярче пламени масляной горелки, стоявшей на столе возле затухающей печурки.
Свидетельство шестое
