Но сейчас-то ситуация изменилась! Хунну растят дракона. Император молод, слаб духом и, похоже, несилён умом, а его окружению, похоже, не дают покоя призраки былого величия. Угроза стала реальной. Если бы удалось понять это несколькими годами раньше, то не надо было б ни такой спешки, ни столь изощрённых методов отбора в Седьмицу…
Итак, то, что Орден имеет огромное влияние во многих монастырях, ни для кого не секрет. Значит, всё-таки, монастырская дружина. Проглядели. А может, Орден с кем-то договорился там – на самом верху? Цели, значит, совпадают! А если б не совпали? Да и вряд ли их целью было спасение сотрудника Спецкорпуса. Им надо было тех бесноватых придурков прихлопнуть, а тут некстати и майор им попался. И сейчас они, наверное, решают, что делать: то ли пристрелить Матвея Сохатого, то ли память ему стереть, то ли вернуть-таки его в строй, лишний раз демонстрируя свою лояльность соборной власти.
И что – просто так штаны просиживать и ждать, когда на допрос вызовут?! Конечно, чувства благодарности за спасение никто не отменял, но всему есть предел. Однако нет смысла сейчас переливать из пустого в порожнее. Не лучше ли, в самом деле, воспользоваться возможностью и кои-то веки отдохнуть, как следует? Благо мягкий диванчик, обтянутый бежевой кожей стоит себе в уголке у потухшего камина, и атласная подушечка призывно поблескивает в полумраке. Ладно, будет нужно – разбудят.
В сон его сморило мгновенно – стоило скинуть ботинки и прикоснуться щекой к прохладной подушке.
Во тьме что-то шелестело, шаркало, редкие капли воды разбивались о гулкую сталь, негромко поскрипывала дверь на ленивом ветру. И ещё было слышно чьё-то дыхание, неторопливое и спокойное. В звуках не было ничего угрожающего, ничего такого, что могло вызвать беспокойство, пробудить ощущение опасности, и всё-таки во всём происходящем чувствовался какой-то подвох. Казалось, кто-то пытается его успокоить, заставить расслабиться, потерять бдительность. Нет! Бдительность терять нельзя. Никогда. Даже во сне. Чтобы там ни таилось за этими умиротворяющими звуками, разумной осторожности никто не отменял. Сейчас что-то произойдёт, и нужно быть к этому готовым.
В темноту ворвался лунный луч, пробившийся сквозь щель между плотными занавесками, а ритмичные удары капель сменились столь же размеренным тиканьем часов. Ничего особенного… Пока всё хорошо… Вот только дыхание той, что скрывается во тьме, вдруг прервалось, в полоске света бесшумно промелькнула чья-то осторожная тень, и прямо в ухо полился вкрадчивый шёпот: «Земля полна лишних людей, чья жизнь поражена недугами, сомненьями, разочарованиями, отягощена чувством долга, хотя в этом мире никто никому ничего не должен. Чувство долга порождает в человеке зверя, творящего дела страшные и бессмысленные. Оно не оставляет вариантов там, где возможность выбора очевидна… Однажды отрёкшись от свободы, человек начинает умирать – то от жажды новых ощущений, то от страха, что жажда эта будет утолена. Но главным останется страх прекращения жизни, поскольку человек не ведает того, что смерть уже наступила – в тот момент, когда он малодушно отказался от права выбора…»
Голос звучал всё нежнее, тише и увереннее, а потом плавно перелился в зрительные образы, сначала размытые и неясные, но постепенно обретающие чёткость. Лунные блики, словно небрежные мазки, оставленные кистью умелого живописца, обозначили рельеф её обнажённого прекрасного тела. Она сидела в глубоком кресле, небрежно закинув ногу на ногу, и только лицо, обрамлённое «нимбом» небрежно разбросанных волос, оставалось непроницаемо чёрным.
«Погруженные в непроглядное уныние, жаждущие крохотных и случайных подарков судьбы, стиснув зубы, они держатся за жизнь, хотя и осознают, что земное существование не несёт им ничего, кроме страданий, кроме томления духа и плоти, порождённого ложными представлениями о благе и добродетели…»
И тут он вспомнил, где слышал этот голос. Стало немного жутковато, но майор попытался успокоить себя тем, что это сон, всего лишь сон… Да и как эта дьяволица могла проникнуть сюда, в резиденцию Ордена, место, которое наверняка охраняется не только от посторонних глаз и ушей, но и от потусторонних проникновений?
Она продолжала говорить, но теперь что-то мешало внимать её вкрадчивому голосу. Какой-то посторонний звук, который не принадлежал этому сну, который вторгался откуда-то извне. Что-то ритмично шаркало, а временами раздавался невыносимый пронзительный скрип, от которого хотелось немедленно зажать уши.
Ничего не оставалось, как открыть глаза, и вскоре в поле зрения сфокусировался пожилой с залысиной незнакомец в мятых чёрных штанах и облезлом зелёном свитере грубой вязки. Он, стоя на четвереньках, сосредоточено натирал щёткой пол, и паркетины то и дело скрипели, прогибаясь под его коленом. Заметив, что гость проснулся, уборщик со слабым стоном ухватился за поясницу, с трудом поднялся на ноги и, прихрамывая, направился к выходу, на году пробормотав: «Прощеньица просим за беспокойство…». Когда за ним захлопнулась дверь, снова наступила тишина, и майор провалился в спокойный крепкий сон без сновидений.
Два-три-пять? Сколько часов прошло? А может быть – суток? Пробуждение приходило постепенно. Сначала голоса доносились, как будто сквозь ватное одеяло – тихо и невнятно. Но постепенно слова начали складываться во фразы, а те – в оживлённый диалог. Похоже, хозяевам этот уютного особнячка и невдомёк, что их гость (или пленник) уже проснулся и всё слышит. И не стоит их в этом разубеждать…
– Думаю, что они просто паникуют. Никогда прежде явление Седьмицы, или Дракона, не приводило ни к каким глобальным катастрофам. Опасность может представлять не Седьимица, а недоделанная Седьмица. И, судя по тому, как паникуют наши друзья из Тайной канцелярии, именно она-то у них и получается. – Этот человек говорил медленно, явно не опасаясь, что кто-то посмеет его прервать. – Эх, наломают они дров, а нам расхлёбывай…
Голос показался Матвею знакомым, но вспомнить, кому он принадлежал, никак не удавалось. И это было странно – у майора была абсолютная память на имена и лица.
– Высокий Брат, я полагаю, что их в первую очередь беспокоят вопросы государственной безопасности, а о возможных последствиях, пагубных для всего мира, они и думать не желают. – Этот голос принадлежит Арсену, а обращение «Высокий Брат» свидетельствует о том, что собеседник его – никто иной как загадочный Магистр Ордена, личность которого веками не могла установить ни одна спецслужба.
Значит, если выдать себя, дать им знать, что он пробудился, останется лишь два выхода: либо стать для них своим, либо отправиться ногами вперёд… Ни того, ни другого что-то не хочется. Значит, спим? С другой стороны, наивно было бы полагать, что они сидят тут и щебечут, надеясь лишь на то, что майор Сохатый дрыхнет без задних ног, ничего не видя и не слыша. Скорее всего, они здесь сидят именно для того, чтобы дождаться пробуждения гостя, и коротают время за непринуждённой беседой.
– Извините мне моё невежество, Высокий Брат, но не могли бы вы объяснить, что такое «недоделанная» Седьмца и чем она отлична от доделанной? – И этот голос майор узнал, хоть и слышал его только в записи. По делу пропавшего без вести поручика Соболя проходил как свидетель некий инок из монастыря Святого Мартына в Пантике… В настоящее время числится погибшим.
