У Моники вырвался глухой стон. Она возвела очи горе, словно моля небеса поразить сэра Родерика молнией и громом. Если у него такой подход к покупателю, то чудо, что ему вообще удается продать хоть одну газонокосилку, поилку для птиц или резиновый шланг.
Миссис Спотсворт со снисходительной улыбкой покачала головой:
– Нет-нет. Не в теперешней телесной оболочке. В предыдущем воплощении. Я, знаете ли, верю в круговорот душ. По нашим убеждениям, мы все родимся заново в каждом девятом колене, воплотившись в кого-нибудь из наших предков.
– В каждом девятом? – переспросила Моника и принялась считать на пальцах.
– Да. Это мистический Девятый дом. Вы, конечно, читали «Зенд-Авесту Зороастра», сэр Родерик?
– Боюсь, что нет. Хорошая вещь?
– Фундаментальная, я бы сказала.
– Я внесу ее в свой библиотечный список. Кто автор, Агата Кристи?
Моника тем временем закончила подсчеты.
– Если девятое поколение, то я тогда леди Барбара, первая шлюха при дворе Карла Второго.
Миссис Спотсворт посмотрела на нее с глубоким почтением.
– Тогда я, наверно, должна называть вас леди Барбара и расспрашивать про ваши последние любовные приключения.
– Если бы только я их помнила. Судя по тому, что мне о ней известно, рассказ получился бы смачный.
– Она загорала вся без ничего или предпочитала проводить время в четырех стенах? – поинтересовался Рори.
Миссис Спотсворт снова смежила вежды.
– Я чувствую влияния, – пробормотала она. – Мне даже слышен тихий шепот. Как это странно, приехать в дом, где гостила три столетия назад. Подумайте, сколько жизней прожито в этих древних стенах. И все они здесь, вокруг нас, и создают загадочную ауру этого очаровательного старинного здания.
Моника переглянулась с братом.
– Дело в шляпе, Билл, – шепнула она.
– Что-что? Кто в шляпе? – бодро, во весь голос переспросил Рори.
– Да замолчи ты, Господи!
– Нет, я не понял, о ком ты говоришь. Ой! – Он потер многострадальную лодыжку. – М-м-м, а-а, ну да. Конечно. Теперь понимаю.
Миссис Спотсворт провела ладонью по лбу. Она как будто бы погрузилась в медиумический транс.
– Мне кажется, я помню часовню. Тут есть часовня?
– Развалины часовни, – ответила Моника.
– Зачем же говорить такие вещи, старушка? – возразил Рори.
– Я так и знала. И Длинная галерея?
– Да. Там в восемнадцатом веке стрелялись на дуэли. До сих пор остались отверстия от пуль в стенах.
– И темные пятна на полу, конечно, тоже. В этом доме, должно быть, множество привидений.
Эту мысль Моника поспешила опровергнуть.
– Нет-нет! Не беспокойтесь, – заверила она гостью. – Ничего такого в Рочестер-Эбби никогда не было.
И с удивлением увидела, что та смотрит на нее широко распахнутыми печальными глазами, как ребенок, которому сказали, что мороженого на десерт сегодня не будет.
– Но я хочу привидения. Мне обязательно нужны привидения! – воскликнула миссис Спотсворт. – Неужели тут их нет ни одного?
Рори, как всегда, поспешил на помощь.
– Есть так называемая заклятая уборная на первом этаже. Время от времени, при том что поблизости нет ни души, там вдруг спускается вода, а когда в семье должен кто-то умереть, вода течет беспрерывно. Только мы не знаем, призрак ли это, или канализация испортилась.
– Наверно, просто полтергейст, – разочарованно отмахнулась миссис Спотсворт. – А видимых манифестаций никаких?
– Никаких.
– Не говори глупостей, Рори, – возразила Моника. – А леди Агата?
Миссис Спотсворт сразу оживилась.
– Кто была леди Агата?
– Супруга сэра Карадока Крестоносца. Ее несколько раз видели в разрушенной часовне.
– Чудесно! Великолепно! – обрадовалась миссис Спотсворт. – А теперь позвольте мне отвести вас в Длинную галерею. Не говорите, где это. Посмотрим, смогу ли я сама ее разыскать.
Она закрыла глаза, прижала кончики пальцев к вискам, постояла так и, снова открыв глаза, пошла вперед. Когда она подошла к двери, на пороге появился Дживс.
– Прошу прощения, милорд.
– Да, Дживс?
– Я касательно собаки миссис Спотсворт, милорд. Хотелось бы знать часы кормления и диету.
– Помона ест все, что дадут, – ответила миссис Спотсворт. – Вообще ее обеденное время – пять часов, но к нарушениям режима она относится спокойно.
– Благодарю вас, мадам.
– А сейчас я должна сосредоточиться. Это будет проверкой. – Миссис Спотсворт опять приложила кончики пальцев к вискам. – Идите следом за мной, Моника. И ты тоже, Билликен. Я отведу вас прямо в Длинную галерею.
Процессия удалилась из гостиной, и Рори, внимательно посмотрев ей вслед, сказал Дживсу, пожимая плечами:
– Ненормальная дамочка, а?
– Леди действительно кажется не совсем соответствующей общепринятым нормам, сэр Родерик.
– Совершенно тронутая. Вот что я вам скажу, Дживс. У нас в «Харридже» такого бы не потерпели.
– Нет, сэр?
– Никогда! Если бы эта миссис, как бишь ее, пришла бы, скажем, в секцию «Пирожные, печенье и кондитерские изделия» и вздумала бы вести себя таким образом, охранники тут же ухватили бы ее сзади за брюки и вышвырнули вон, прежде чем она договорит первую глупость.
– Вот как, сэр Родерик?
– Можете мне поверить, Дживс. Я сам пережил нечто подобное, когда только поступил туда работать. Стою за прилавком однажды утром, я тогда был в секции «Бутылки, фляги и принадлежности для пикника», и появляется женщина, хорошо одетая, с виду вполне порядочная, ничем не бросается в глаза, единственное только – на голове у нее пожарный шлем. Я принимаюсь ее вежливо обслуживать. «Доброе утро, мэм, – говорю, – чем могу быть вам полезен? Что-нибудь для пикников? Бутылочку? Кувшинчик?» А она так пристально на меня взглянула. «Ты что же, интересуешься бутылками, гаргулья?» – это она меня так почему-то обозвала. «Да, мэм, интересуюсь», – отвечаю. «Тогда что скажешь вот на эту?» – И, схватив огромный графин, с размаху опускает его туда, где должен бы быть мой лоб, только я успел отпрянуть, как нимфа, которую застали врасплох за купанием. Графин грохнулся о прилавок и вдребезги. Этого с меня было довольно. Я поманил охранников, и они ее удалили.
– Весьма неприятный случай, сэр Родерик.
– Да, признаюсь, я был ошарашен. Чуть было не подал заявление об уходе. Выяснилось, что эта дама только что получила большое наследство от богатого австралийского дядюшки и, как следствие, повредилась умом. Наверно, с нашей гостьей стряслось нечто в том же роде. Унаследовала миллионы от целой роты покойных мужей, по рассказам моей жены, и на этом основании спятила. Незаработанные деньги, они до добра не доведут. Нет ничего лучше, как самому зарабатывать свой хлеб. С тех пор как я вступил в ряды пролетариев, я стал гораздо более достойным человеком.
