– Да, сэр.
– Вот уж никогда не думал, что мне доведется услышать, как кто-то обращается к Апджону: «Послушайте, приятель»…
Я бы еще долго мог разглагольствовать на эту тему, но тут дверь открылась, на пороге появилась мамаша Артроуз, и Дживс молча выскользнул из комнаты. За исключением тех случаев, когда ему по каким-то причинам необходимо остаться, он всегда исчезает из комнаты, когда приходят, как он выражается, «господа».
Глава 20
Я сегодня еще не встречался с мамашей Артроуз – она уезжала обедать к друзьям в Бирмингем, и я бы с удовольствием вообще уклонился от встречи с ней, потому что, едва взглянув на нее, понял, что встреча эта не предвещает ничего хорошего. Она еще больше, чем прежде, была похожа на Шерлока Холмса. Наряди ее в халат, дай в руки скрипку – и она может смело отправляться на Бейкер-стрит: никто даже не поинтересуется, что она там делает. Она бросила на меня проницательный взгляд и сказала:
– А, вот вы где, Вустер. Вы-то мне и нужны.
– Хотите со мной поговорить?
– Да. Может быть, теперь вы мне поверите.
– Простите?
– Насчет дворецкого.
– Что насчет дворецкого?
– А вот что. На вашем месте я бы села. Это долгий разговор.
Я сел. Причем с удовольствием, потому что внезапно ощутил слабость в ногах.
– Помните, я сказала вам, что он мне сразу не понравился?
– Да, как же. Именно так вы и сказали.
– Я сказала, что у него лицо преступника.
– Ну, он же не виноват, что у него такое лицо.
– А в том, что он мошенник и самозванец, тоже не виноват? Выдает себя за дворецкого! Ничего, в полиции его быстро выведут на чистую воду. Он такой же дворецкий, как я.
Я изо всех сил пытался спасти положение:
– Но у него же прекрасные рекомендации.
– Это ничего не значит.
– Он не смог бы работать мажордомом у сэра Родерика Глоссопа, если бы не был честным человеком.
– Он у него и не работал.
– Но Бобби говорила…
– Я прекрасно помню, что сказала мисс Уикем. Она сказала, что он многие годы прослужил у сэра Родерика Глоссопа.
– Ну, вот видите.
– И вы считаете, что это снимает с него подозрения?
– Разумеется.
– Я так не считаю и сейчас объясню вам почему. У сэра Родерика Глоссопа большая клиника в Чафнелл-Реджисе, в графстве Сомерсетшир, и там сейчас лечится моя подруга. Я написала ей с просьбой повидать леди Глоссоп и получить всю возможную информацию о ее бывшем дворецком по имени Макпалтус. Сегодня, вернувшись из Бирмингема, я получила от нее ответ. Так вот, леди Глоссоп утверждает, что у нее никогда не было дворецкого по фамилии Макпалтус. Как вам это нравится?
Я по-прежнему старался сделать все, что в моих силах. Вустеры никогда не сдаются.
– Вы ведь лично не знакомы с леди Глоссоп?
– Конечно, нет, иначе я бы ей сама написала.
– Очаровательная женщина, но память у нее как решето. Из тех, кто всегда забывает перчатку в театре. Естественно, ей не под силу запомнить имя дворецкого. Она наверняка думает, что его звали Фотерингей, или Бинкс, или еще как-то. Такие провалы в памяти – обычная вещь. В Оксфорде я учился с одним парнем по фамилии Робинсон, и как раз недавно я пытался вспомнить, как его звали, и в голове у меня всплыла почему-то фамилия Фосдайк. Его настоящую фамилию я вспомнил только вчера, когда прочитал в «Таймс», что Герберт Робинсон (26), проживающий на Гров-роуд, Пондерс-Энд, доставлен в полицейский участок на Бошер-стрит по обвинению в краже пары брюк в желто-зеленую клетку. Это, конечно, не мой приятель, но вы поняли, что я имею в виду. Не сомневаюсь, что в одно прекрасное утро леди Глоссоп стукнет себя по лбу и воскликнет: «Макпалтус! Ну, конечно же! А я была уверена, что этого честнейшего малого звали О’Map».
Она хмыкнула. Сказать, что мне понравилось, как она хмыкнула, значило бы намеренно вводить в заблуждение общественность. Такой звук мог бы издать Шерлок Холмс, перед тем как защелкнуть наручники на запястьях похитителя рубина махараджи.
– Честнейший малый, вы говорите? Тогда как вы объясните следующее обстоятельство. Я только что разговаривала с Уилли, и он сказал мне, что у него исчез дорогой серебряный сливочник работы восемнадцатого века, который он купил у мистера Траверса. И где он, вы спросите? В комнате Макпалтуса, спрятан под рубашками в ящике комода.
Я говорил, что Вустеры никогда не сдаются, но я ошибался. Слова эти подействовали на меня как удар в солнечное сплетение, и мой боевой дух улетучился в мгновение ока, вместо прежней храбрости остался лишь отработанный пар.
– Ах, вот где, – сказал я. Не слишком умная реплика, но ничего умнее я не придумал.
– Да, сэр, именно там. Как только Уилли сказал мне, что сливочник пропал, я сразу поняла, куда он делся. Я пошла в комнату Макпалтуса, обыскала ее, и там он, естественно, и оказался. Я вызвала полицию.
Мне показалось, что я пропустил еще один удар – на этот раз это был чистый нокдаун. Открыв рот, я уставился на старую даму.
– Вы вызвали полицию?
– Да, они обещали прислать сержанта. Он будет здесь с минуты на минуту. И знаете, что я вам скажу? Я собираюсь встать на часах у двери в комнату Макпалтуса, чтобы никто не вздумал попытаться избавиться от улики. Я не из тех, кто полагается на волю случая. Не хочу сказать, что я вам совершенно не доверяю, мистер Вустер, но мне не нравится, что вы так рьяно защищаете этого типа. На мой вкус, вы чересчур ему симпатизируете.
– Просто я подумал, что, возможно, он поддался минутному искушению.
– Чепуха. Скорее всего он промышляет этим всю жизнь. Могу поспорить, что он крал еще ребенком.
– Только печенье.
– Простите?
– В Америке его называют «крекеры». Он говорил, что в юные годы иногда таскал крекеры.
– Вот видите! Начинается с крекеров, а кончается серебряными сливочниками. Такова суровая логика жизни, – сказала она и понеслась на пост, а я мысленно обругал себя за то, что растерялся и не сказал ей, что «по принужденью милость не действует, а падает она – о чем вы, разумеется, знаете – как тихий дождь», и напоминание об этом обстоятельстве могло бы смягчить ее душу.
Я все еще размышлял об этом своем промахе и пытался придумать, что же здесь можно сделать, когда вошли Бобби и тетя Далия, и выглядели они обе так, как только могут выглядеть молодая дама и дама среднего возраста, находящиеся в самом прекрасном расположении духа.
– Роберта только что рассказала мне, что сумела убедить Апджона отозвать иск, – сказала тетя Далия. – Я, конечно, страшно рада, но будь я проклята, если понимаю, как ей это удалось.
