«Надо было сразу же уехать в так называемое свадебное путешествие, хотя бы на несколько дней, – подумал он, – для этого оно и придумано. Но мать невесты воспротивилась, уверяя, что молодая будет на первых порах нуждаться в ее советах».
Горничная подала воду, а кухарка остановилась на пороге, устремив на невесту взор, полный самого жадного любопытства, и вдруг заревела:
– Молоденькая какая… касатка моя болезная… каково тебе будет с твоим суженым? Под законом ты теперь, не будет уж своей волюшки…
Вика отпила воды, с удивлением косясь на кухарку, а та, вдруг сорвавшись с места, кинулась целовать ей руки, приговаривая: «Бедная ты моя, болезная, что-то ждет тебя, касатку малую», – и она, припав к коленям невесты, заголосила во весь голос. Вслед за нею начала хныкать и растерянная Вика.
– Ну, чего вы заревели? – с досадой спросил новобрачный. – Точно к злодею в западню попали. Никому никогда еще зла не сделал. Не знаешь меня, что ли, Лукерья? Что я – разбойник?
– Да нет, какой же разбойник. Кроме милости ничего от вас не видела, а такая уж наша бабья доля – жить под законом да мучиться.
Жених с неудовольствием заметил, что коридор наполнился любопытными. «Это кошмар какой-то», – подумал он. Ему захотелось топнуть ногой и раскричаться, но он сдержал себя, чтоб не начинать супружеской жизни глупой сценой.
– Меня мой-то вожжами начал учить, почитай, что со второго дня. Не так, мол, ему угождала, как ему надо было, – и кухарка опять заревела в голос.
– Ну, довольно, Лукерья. Вот тебе и Глаше на гостинцы. Барышня… то есть молодая барыня устала, – он с трудом выпроводил их за дверь и, выйдя в коридор, громко крикнул, обращаясь к посторонним: «Ну, теперь по домам! Здесь вам делать нечего! Спасибо за поздравление и до свиданья». Он даже хлопнул несколько раз в ладоши.
– Спасибо, барин голубчик, – зажав золотой в руке, продолжала причитать Лукерья. – Меня мой вожжами учил, – и у господ, знаю, тоже не сладкая наша доля… Молоденькая какая, ластынька моя. Чтой-то будет с тобой си-во-днии? – продолжала подвывать Лукерья, – мой вожжами учил.
– Вожжами учил?.. – как эхо отдалось в кухне. Доктор захлопнул дверь и подошел к Вике.
– Расстроила тебя эта дура. Я велел им всем уйти. Набились в кухню, точно на спектакль, со всего дома. Я говорил твоей матери, что нам лучше было бы уехать куда-нибудь хотя бы ненадолго, но она заявила, что не хочет выпускать тебя из-под своего надзора.
Вика молчала, комкая в руках носовой платок, которым она только что вытирала слезы. Доктор вдруг почувствовал, что положение его становится нелепым. Нашествие посторонних выбило его из колеи, и он не знал, как приступить к своей жене.
– Мне скучно, – сказала Вика.
Слова эти были, как холодный душ.
– Чего же ты хочешь, моя милая девочка? – спросил он с лаской, присаживаясь рядом с ней и заглядывая ей в глаза. Он обнял ее за талию и хотел привлечь к себе, но она сейчас же отстранилась.
– Я хочу к маме, – сказала она сухо.
И эта реплика была снова, как холодный душ.
– Но ведь ты не принадлежишь больше маме, ты теперь моя, – возразил муж, стараясь вложить в свои слова всю силу убеждения, но сразу же почувствовал, что логика и самые убедительные доводы тут совершенно бессильны. Наоборот, нужно было действовать вопреки всякой логике – наперекор стихиям – и тогда он получил бы все. «Юнкер Брянцев… – подумал он и сейчас же возмутился: – К черту юнкера! Что я, сам не знаю?» И он притянул к себе Вику.
– Оставьте меня, – капризно сказала она, – вы мнете платье.
– А мы отдадим его завтра выгладить, – принимая игривый тон, попробовал возразить муж. Но игривый тон получился фальшивым, и слова точно сказаны кем-то другим. Не отпуская Вику, он крепко прижал ее к себе.
– Вы?.. такой коррек… ик, – она вдруг икнула и сейчас же на это рассердилась. – Никак этого от вас не ожидала. Пустите меня.
– Но ведь я же муж, а ты моя жена, – сказал он твердо.
– Ах, это и есть супружество, – разочарованно промямлила Вика, – как это скучно.
– Значит, ты меня нисколько не любишь?
– Н-нет, да, я вас очень уважаю.
– Да или нет? – продолжал муж шутливо.
– Мне скучно. Я хочу к маме.
Доктору стало противно. Он поднялся с места и отошел к окну. В тридцать шесть лет мужчина еще молод, но все же это начало увядания, когда страсть уже может быть потушена холодным душем. Он вдруг почувствовал усталость и отвращение к самому себе. «Зачем я все это затеял? – с досадой подумал он. – «Я хочу к маме», – говорит она, но ведь это вздор, а для меня просто позор».
– Ты хочешь к маме? – резко повернувшись, спросил он. – А ты представляешь себе, какой получится от этого скандал? Что подумают обо мне? Причин уехать от своего мужа сейчас же после свадьбы у тебя нет никаких. Эти причины незамедлительно будут придуманы другими. Весь город заговорит, что я чудовище, изверг, от которого жена сбежала в первую же ночь. Ведь ты все-таки не ребенок. Подумай о том, что ты говоришь, разве я тебя чем-нибудь обидел? Скорее я сам могу обидеться на твое полное равнодушие ко мне. Незачем тогда было выходить за меня замуж.
Николай Иванович действительно почувствовал себя обиженным безвинно. «Первая ночь новобрачных начинается с идиотской сцены», – подумал он и вспомнил вдруг, что он все это предвидел и даже решил первое время спать у себя в кабинете, пока все само собой не образуется. А сейчас, под действием шампанского, вдруг по мальчишески начал ее тискать и помял ей платье, над которым так все они трудились в течение трех дней. Впрочем, юнкер Брянцев попросту разорвал бы это платье и был бы за это вознагражден полным успехом, но я ведь не юнкер, а человек с положением.
– Ты устала, моя милая девочка, – ласково промолвил он. – Идем, я провожу тебя в спальню.
У Вики отлегло от сердца.
– А как же вы?
– Я лягу у себя на диване. Я люблю спать у себя в кабинете, обо мне не беспокойся. Почему ты говоришь мне «вы»? Тебе надо привыкать, что я твой муж, и ты должна мне говорить «ты». Сделай мне это удовольствие, а то мне становится холодно, брр… – и он шутливо поежился.
Вика молча встала, и муж довел ее до спальни.
– Ну, спокойной ночи, женушка. Может быть, помочь раздеться?
– Нет, я сама.
– Я позвал бы Глашу, но тогда опять начнутся глупые сцены, ты сама видела, а меня выставят дураком. Видишь, какое у нас красивое гнездышко, – сказал он, входя с нею в спальню. Ему показалось, что он слышит в кухне за дверью сдавленный шепот нескольких голосов сразу. «Подлецы. Караулят, не знаешь, куда и укрыться», – подумал он.
– Да, все очень красиво, – отозвалась Вика. – Алла мне говорила, что вы очень хлопотали и что у вас хороший вкус. А это мама вышивала, я сразу узнала, – сказала Вика, указывая на покрывало.
