Я стараюсь изо всех сил следить за уроком. Речь идет о норвежском языке, родном мне и потому нетрудном. Но сегодня я ничего не в состоянии понимать. После звонка я сижу за партой, пока Эгиль не просит меня выйти во двор.
— Жду не дождусь послушать тебя сегодня, — говорит он, когда я прохожу мимо.
Во дворе никто не обращает на меня внимания. Все обсуждают сенсацию — Бертрам в зале читал рэп так же круто, как Снул Дог. И взял себе артистический псевдоним Полтинник — типа как у Кёртиса Джексона по кличке Пятьдесят Центов.
Я оглядываюсь. Бертрам больше не бродит в одиночестве по задворкам, он со всеми. Вот-вот он сделается своим в доску, а кто-то другой станет изгоем.
Проходит слух, что «Б» класс репетировал танец, который вызовет настоящий фурор.
Не так давно я видел по телеку фильм о Французской революции и прямо почувствовал, каково это — сунуть голову под гильотину. Огромное острое лезвие обрушивается на тонкую шею — и вот уже моя башка на шесте в углу школьного двора.
Проблемы с учебой к концу дня лишь усугубляются. Как будто во мне сбилась настройка. Раньше я всегда считал, что в конце концов все будет хорошо. Какая чушь!
Или нет?..
Я стою на сцене — это правда. Неважно, что это всего лишь сучковатые, потрепанные подмостки в школьном актовом зале. Идет последний урок, мы начинаем репетицию летнего концерта, и я точно знаю — мне здесь не место. И все же я стою на сцене, судорожно глотая воздух.
Учитель улыбается мне и спрашивает, все ли в порядке. Ада так и не появилась. Все смотрят на меня в нетерпеливом ожидании. Кому какое дело, что у меня жирная мама и что я живу в разваливающемся доме, если я сейчас блесну талантом?
— Спой то же, что было на записи.
— Что?
— Ты пел Моцарта.
— Откуда вы знаете?
— Я люблю классическую музыку — загрузил трек.
— Мне надо для начала разогреть связки.
— Ну конечно.
— Пойду в гардероб.
— Хорошо, а мы пока займемся чем-нибудь другим. Я иду в гардероб, потом по коридору и вхожу в кабинет администрации. Там я прошу секретаря дать мне адрес. Она протягивает желтоватый листок с названием улицы и номером дома.
Затем я бегу к выходу — подальше от актового зала, и даже не оборачиваюсь.
Никогда раньше я не замечал, что, оказывается, здания вокруг школы очень разные. Тут и старые доходные дома, и новые многоквартирные, и квартал с роскошными виллами, и маленькие домики. Я слышал, тут живут люди с деньгами и без. Таких районов в городе немного. И когда я оказываюсь перед домом Ады, то вижу, как он отличается от всего, что попадалось мне на глаза.
Я дважды проверяю адрес по бумажке и читаю фамилию на почтовом ящике. Ада живет не в замке, но я не удивлюсь, если за дверью окажется лакей в ливрее.
Мне открывает усталая женщина в дорогих украшениях.
— Ада дома? — спрашиваю я.
— Дома. По-моему, я тебя раньше не видела.
— Я здесь и не бывал. Мы одноклассники.
— Это тебя… тебя зовут…
— Барт.
— Да, я про тебя слышала. Ада у тебя обедала. Похоже, Ада всем, кому могла, поведала и обо мне, и о моей маме.
— Могу я ее увидеть?
— Проходи. По коридору четвертая дверь налево. Четвертая дверь налево? У нас в квартире одна дверь, да и та в сортир.
Я разуваюсь, иду мимо огромной гостиной, гигантской ванной и нескольких закрытых дверей, пока не оказываюсь перед нужной.
Как мне себя вести? Я рассержен или разочарован? Или сделать вид, что ничего не случилось? А может, отругать ее и гордо удалиться? Или, коли уж на то пошло, предстать перед ней психованным собирателем маньяков? Нет, все не то… Чувства борются во мне, и ни одно не побеждает.
Себя не изменишь…
Жизнь, по-моему, вполне приемлемая штука. Плохих людей не бывает, и наша Земля — крутая планета.
Или все не так?
Я не успеваю постучаться, как передо мной в дверях возникает Ада. Думаю, не потому, что у нее способности к телепатии, а потому, что она собралась, к примеру, в туалет или на кухню сделать себе яичницу.
— Ой! — говорит она и шумно сглатывает.
— Я мимо проходил, — сообщаю я и, поскольку Ада молчит, продолжаю: — Так же, как ты вчера шла мимо нашего дома.
Ада так выдыхает, будто ее проткнули насквозь.
— Зайдешь? — спрашивает она.
— Отличная комната, — говорю я, оглядевшись. — Отличный дом…
— Не надо…
Сегодня день неоконченных фраз. Подчас они значат много больше, чем обычные предложения. Не подумайте, что в моих словах таилась насмешка. Хотя, может быть… Но сейчас мне не хватает ума, чтобы это понять.
Ада садится на стул перед письменным столом. Не буду даже пытаться перечислить всю технику, гаджеты, айподы и прочие вещи, которые находятся в комнате. Наверняка все это стоит кучу денег.
— Ты заболела? — спрашиваю я.
— Слегка.
Я смотрю в окно, чтобы не разглядывать обстановку. В саду батут и бадминтонная сетка. А бассейна нет.
— Барт, я знаю… то есть я не собиралась ничего рассказывать Лисе. Но я плохо храню секреты. Лисе спросила, где я была, и я не хотела врать — она же моя лучшая подружка. А Лисе, наверное, не поняла, что ни в коем случае нельзя этого говорить остальным. Возможно, я забыла ее предупредить. И она тут же послала СМС Вильде, а та общается с Августом. Я понимаю, ты чудовищно зол на меня. Я просто… не подумала.
— Я не просил ничего объяснять.
— Но я очень хочу это сделать. Понимаешь, по-моему, мне не нравятся секреты. Значит, все в школе уже в курсе?
Я пожимаю плечами. И тут происходит нечто странное. Будто в носу у меня вот-вот взорвется. Может, я заболел?
Я не из тех, кто себя жалеет. От этого только делается грустно и лучше никому не бывает.
Я поворачиваюсь к Аде спиной, уже предчувствуя, что сейчас произойдет.
Сказать по правде, я не плакал с самого раннего детства. И если уж со мной это случится, то лучше бы не на глазах у девчонки, которую я то ли ненавижу, то ли она мне нравится. В любом случае положиться на нее невозможно.
— С тобой все в порядке? — спрашивает Ада. Опусти она мне руку на плечо, не знаю, смог ли бы я сдержаться. По счастью, Ада стоит неподвижно в метре от меня. В носу у меня отпускает. Я умудряюсь обернуться и проговорить:
— Конечно, все в порядке.
— Извини, Барт.
— Ладно. И совсем не обязательно каждый раз называть меня по имени.
— Хорошо. Мне ужасно неловко.
