— И ты потому осталась дома?
Теперь уже она смотрит в пол и кивает.
— А маме ты тоже рассказала?
Ада внезапно вскидывает на меня глаза:
— Нет, ей я говорила про тебя только хорошее. Я не собиралась плохо говорить о твоей маме, но…
— Ладно, — перебиваю я.
И мы стоим посреди Адиной слишком большой комнаты, прислушиваясь к далеким звукам. Настроение от этого не улучшается, но и хуже не становится.
— Хочешь послушать, какая мне нравится музыка? — говорит Ада.
— Давай.
У Ады не самый плохой вкус. В отличие от меня. Я думал, будет R’n’B, или рэп, или хиты, которые всем нравятся, но она слушает исполнительниц, поющих под акустическую гитару. Они звучат очень по-взрослому и хорошо идут под свечи темными осенними вечерами. Аде они тоже почему-то идут. Только вот дом у нее неправильный. Кажется, будто мы пробрались в королевский дворец.
Я остаюсь обедать. Оказывается, здесь питаются вовсе не исключительно черной икрой или суши. Мы едим обычную пиццу, и Адина мама вся ею перепачкалась.
— Ты где живешь? — спрашивает она с набитым ртом.
— В старом доме, — отвечаю я.
— Старые дома бывают очень уютными.
Моя седьмая глава
Объявления с призывом к уборке все еще висят в подъезде, когда я возвращаюсь домой. Мама сидит за журнальным столиком — очевидно, она только что поела. Хлеб, сыр, котлеты — от всего остались только упаковки.
— Привет, малыш. Поможешь прибрать?
Я достаю пакет из шкафа, скидываю в него мусор.
— Мам, мы правда переедем?
Она смотрит в окно, будто видит там что-то интересное. Обычно я таких вопросов не задаю — ни к чему хорошему они не приводят. Не могу объяснить, почему именно теперь мне важно об этом спросить и почему я твердо решил добиться ответа.
— Конечно, переедем, Барт. Надо сначала только найти подходящее место.
— А это долго?
— Быстро не получится.
— Но рано или поздно это случится, правда?
— Обещаю.
— Отлично. Я только это и хотел узнать.
— Можешь сходить в «Макдоналдс» купить что-нибудь к обеду?
Мама протягивает мне деньги, я надеваю кроссовки и выхожу. В подъезде стоит тот тип на полусогнутых и читает мое объявление. Волосы у него взъерошены, борода клочьями. Увидев меня, он тычет пальцем в лист на стене:
— Видал?
— Э-э… вроде как.
— Вот, блин, давно пора! Нам этого правда не хватало. Наконец нашелся человек, готовый разгрести нашу помойку!
— Вообще-то это… я повесил.
— Шутишь?.. Прекрасно. Я участвую.
— Замечательно.
— Когда уборка?
— В воскресенье.
— А сегодня что?
— Пятница.
— Послезавтра, значит. Подходит. В воскресенье у меня никаких заседаний. И работа рано заканчивается.
— Серьезно?
— Да я так, шучу. Не работаю, знаешь ли. Но я приду, короче. Серьезно. Ты крутой чувак.
Я краснею. Не уверен, что тип этот хороший помощник, но это и неважно. Главное, ему понравилось объявление и он собирается прийти. Вдруг еще кто-нибудь захочет?!
Вместо «Макдоналдса» я иду в магазин и покупаю хлеб и все нужное для бутербродов. Когда я возвращаюсь, мама уже спит под работающий телевизор. Поев и выключив телек, я иду петь в туалет. Шкафчик с лекарствами подрагивает. Кран над раковиной течет. Я пытаюсь представить рядом с собой Аду, протягивающую мне руку. И песня мне удается.
Я никогда не бывал в оперном театре. Однажды я видел, как исполняли такую музыку на улице. По-моему, чтобы полюбить оперу, совершенно не обязательно смотреть на загримированных женщин и мужчин солидного сложения, расхаживающих по сцене. Кое-что я нашел на «Ютубе» — это был какой-то тип с кривыми зубами из английского шоу «Голос». Честно говоря, я не могу отличить Моцарта от Бетховена или Вагнера от Пуччини. Есть целая куча других композиторов, но большинство из них умерли еще до того, как родилась моя бабушка.
В зеркало я вижу только верхнюю часть своего лица… Нет, я не прошу ни о чем несбыточном, мне бы только несколько дополнительных сантиметров — я вовсе не желаю становиться великаном.
Когда я возвращаюсь в комнату, мама уже проснулась.
— Дай мне пульт, пожалуйста.
— Держи, — говорю я и впихиваю пульт ей в руку. Мама включает телек, и в этот момент в дверь звонят. Первая мысль — опять Ада. Мама делает мне знак посмотреть, кто там. Лицо в глазке знакомое и морщинистое. Я на цыпочках подхожу к маме и шепчу:
— Это бабушка.
Мама смотрит на меня в ужасе.
— Она не должна была прийти сегодня. Я сказала ей, что работаю в пятницу и в субботу вечером. Не впускай ее.
— Но это невозможно.
В дверь снова звонят. На мамином лбу выступают капли пота — обычно так случается, когда она очень нервничает.
— Дай мне одеяло. Я притворюсь больной, — говорит она.
Я накрываю ее шерстяным пледом и иду открывать дверь.
— А, вот вы где, голубчики! — произносит бабушка. — Удивительно, как долог ваш путь до двери в такой маленькой квартирке…
— Надо было помочь маме, она заболела, — оправдываюсь я.
У бабушки в руках большой пакет.
— Была поблизости, решила заскочить, — говорит она и ставит на столик пакет, содержимое которого тщательно упаковано. — Ну что, праздник по случаю дня рождения состоится?
Не желая никого обидеть, бабушка подчас задает такие вопросы, на которые нам с мамой почти невозможно ответить. Как говорится, приходится семь раз отмерить, прежде чем один раз отрезать. Мы с мамой загодя тщательно договариваемся, что сказать, но иногда я путаюсь и забываю.
— У меня будет праздник с друзьями на следующей неделе, — отчаянно вру я. — А ты придешь в воскресенье?
— Конечно, приду.
— И еще в воскресенье у нас намечается уборка в подъезде.
— Я видела объявление, Барт. С удовольствием помогу.
— Отлично.
Бабушка поворачивается к маме:
— Как странно, что, работая в «Теленоре», ты до сих пор обходишься без рабочего мобильника.
— Да там какие-то неполадки в… системе, — отвечает мама.
— Еще хорошо, что неполадки у сотрудников, а не у клиентов, — для убедительности добавляю я.
— Ну да, разумеется, — соглашается бабушка, и лицо ее принимает знакомое мне странное выражение.
