Еще раз сладко потянувшись, Лиза поднялась и нагишом прошлепала в собственную ванную комнату, представлявшую собой, по словам дизайнера Норы, «стильный хай-тек без привкуса гостиницы». То есть все серебристым металлом горит, а «источник света таинственно скрыт». Зеркальные панели, белые ковры, чистота и пространство, но вот косметика Лизина только что на потолке на присутствует. Еще бы не присутствовала, куда ж без нее, родимой? Как явить миру собственную неземную красоту без помощи чудодейственных кремов, вытяжек и корректирующих прибамбасов? Вот они, баночки, тюбики и флакончики разноцветные, лучшие (после бриллиантов, естественно) друзья девушки.
Прицельными движениями Лиза отобрала необходимое. «Вроде не так уж много и выпила, и от кокоса воздержалась, а следы бурной вечеринки налицо – и это лицо требовало ухода». Стянув волосы широкой резинкой и бросив на широкое сидение мохнатое гранатовое полотенце, Лиза опустилась в стоящее перед створчатым зеркалом кресло и принялась за работу.
* * *
Задвинем дверь из массивного матового стекла и воспользуемся паузой, чтобы познакомить читателя с нашей героиней. Наделенная от природы приятной внешностью – яркие голубые глаза, темные слегка вьющиеся волосы, ослепительная улыбка, демонстрировавшая не только ровные, в отрочестве исправленные умелым одонтологом зубы, но и пленительные ямочки на щеках, – Лиза казалась приветливой, беспечной, не знающей ни в чем отказа дочкой состоятельных родителей.
Все это верно. Ее действительно отличала жизнерадостность, неприятности она страшно не любила, и убедила себя , что в ее жизни их не существует. Превыше всего на свете Лиза ценила собственное удовольствие, а чужие несчастья, волнения и переживания вызывали у нее раздражение, даже – страшно сказать – уныние. Поэтому Лиза не подпускала их к себе на пушечный выстрел. В ее комнате над уютным, обитым малиновой рогожкой креслом, висела старинная гравюра, на который был изображен неприступный замок, горделиво стоящий на вершине горы. Замок был окружен глубоким полноводным рвом, и мостков к нему изначально не предполагалось. Рыночная ценность гравюры была невысока, но о замене работы не могло быть и речи. Лиза привыкла ощущать себя владелицей такого замка.
Природная любознательность, папины деньги и распространившаяся мода на всевозможные дипломы дали ей возможность поучиться в двух отечественных и одном британском высших учебных заведениях. Как там у классика? «Мы все учились понемногу. Чему-нибудь и как-нибудь». Полученные знания можно было назвать глубокими лишь с очень большой натяжкой, но манипулировать ими Лиза умела блестяще. Особенно если речь заходила о современном искусстве. Поэтому выбор будущего места применения полученных знаний был очевиден: либо журналистика, либо арт-рынок. Поразмыслив, любящая покрасоваться , но практичная Лиза выбрала второе.
Вскоре на пересечении уютного старого переулка и широкого бульвара появилась сверкающая стеклянными окнами в полстены художественная галерея. Просторный, умело освещенный полуподвал, три больших зала и глубокая ниша, в которой разместились винтажное канапе и старинный письменный стол хозяйки галереи, располагали к проведению выставок, вернисажей и к тому неформальному общения людей одного круга, которое так ими ценится.
Финансовые затраты на галерею с лихвой компенсировались теми налоговыми льготами, которыми пользовался ее спонсор, он же отец Лизы. Случались и продажи. У галереи складывалась неплохая репутация, с ней сотрудничали многие художники. Не все из них были известными, но все были хорошими, крепкими мастерами.
"Неужели так проста и приятна галерейная деятельность, – спросит неискушенный читатель – что ее даже трудно назвать работой? Не скрыт ли здесь какой-то секрет?"
Конечно скрыт, и даже хорошо законспирирован, и в галерее разговоры на эту тему не поддерживались. По надежной рекомендации Лиза взяла на работу «негра» – молодого искусствоведа из ближнего зарубежья, который не только обладал удивительным художественным чутьем, но самоотверженно любил свою работу. Павел – долговязый, щуплый, в неизменном черном свитере – ездил по всей стране, и не щадя ни сил, ни времени выслушивал художников, обсуждал условия выставок, отбирал и привозил работы, а главное, мог часами говорить с автором о его творчестве. Заносчивые и одновременно легко ранимые творческие натуры не видели в длинноволосом посетителе своих мастерских заказчика. Он был свой, понимал их трудности, умел слушать, не перебивая, и его темные глаза светились интересом, а иногда – восторгом, который Павел и не пытался скрыть при виде нового и талантливого. Но даже в эти минуты его воображение не покидал пленительный образ очаровательной владелицы галереи, снисходительный кивок которой в ответ на его тихое «Здравствуйте» он долго хранил в памяти. Многое бы он отдал, чтобы рядом была Лиза, чтобы с ней обсуждал бы он свои мысли и впечатления… Но пока он продолжал самозабвенно работать с авторами, готовить экспозиции, и писать для каталогов галереи прекрасные, прочувствованные тексты, как критические, так и рекламные. Вряд ли стоит ли говорить о том, что под этими текстами всегда стояла фамилия Лизы. Обладая отменной памятью, она часто проговаривала эти тексты при встрече с другими людьми, особенно в ходе интервью, и порой искренне верила в собственное авторство.
Страдало ли самолюбие Павла? Конечно, но он гнал эти мысли, в бесконечных размышлениях убеждая себя, что нужно просто немного подождать, что красавица Елизавета обязательно очнется от ежедневной суеты и обратит на него внимание, улыбнется ему, выслушает, представит всем как своего коллегу и… Продолжение казалось очевидным, но Павел боялся признаться в этом даже самому себе.
Ну, а если совсем начистоту, то пухлые конверты, которые он получал за свою работу, вынуждали его соблюдать поставленные условия: полная анонимность и неучастие в публичных мероприятиях. Слухи о его деятельности, конечно, ходили, но доказательств не было, сам «негр» Павел молчал. Чувства – дело святое, кто ж спорит, но что делать, когда нет ни гражданства, ни регистрации, когда надо было не только платить за квартиру и на что-то жить, но и посылать деньги матери и сестрам. А как хотелось, подкопив денег, съездить в Италию, в Париж… Даже иногда снилось, как, прилетев на раскаленную каменную Мальту, он тихо входит в полутемный собор и видит воочию "Усекновение главы Иоанна Крестителя" несравненного Караваджо, магическая сила которого ощущается даже в книжных иллюстрациях…
* * *
Елизавета о чувствах Павла не догадывалась, воспринимая его как часть рабочего цикла. «Все отлажено, все исправно функционирует – ну и ладушки! Своих дел хватает». Галерейная деятельность и светская жизнь переплетены туго-натуго. Стильная улыбчивая Лиза постоянно мелькала на престижных тусовках, презентациях и премьерах, обзаводясь знакомыми и приятелями, которые могли не только рассказать самые свежие сплетни, но и оказать существенные услуги. Разумеется, на взаимной основе. «За каждое одолжение надо платить». Эта незамысловатая испанская поговорка стала ее девизом. По твердому убеждению Лизы, любые успешные отношения, и личные в том числе, должны выстраиваться на основе трезвого расчета. Расчет предполагал не только получение материальной выгоды, но и незыблемость собственного счастья: каждый новый день должен радовать и приятно удивлять. Ведь как права она оказалась, когда ввела правило «Приведешь покупателя – за мой счет обед в хорошем ресторане!. Сорвется покупка – давай, до свидания!» Не поскупилась потратиться, и результаты отличные, больше десятка работ так ушло.
