Возвращаясь к «правосудию переходного периода», основанного на тезисе «преступления против человечности не имеют срока давности», отметим, что этот подход тесно связан с принятием концепции универсальности прав человека. Именно на основе уважение к правам человека и была основана Организация Объединенных Наций, на признании того, что соблюдение прав человека выше суверенитета отдельных государств. Принцип универсальности был принят, и принят вполне оправданно после ужасов гитлеровского нацизма, несмотря на возражения Американской ассоциации антропологов, сводившиеся к невозможности сформулировать единые этические принципы для всех культур и народов. Сейчас, однако, после признания пространственной универсальности прав человека (для всех живущих сегодня на Земле), принцип универсальности стали распространять и во временном аспекте – на прошлое. Однако где граница распространения этого принципа «вглубь времен»? Подходы «правосудия переходного периода» распространяют этот принцип в прошлое примерно на 10–30 лет. Но кто задал этот предел? И возникают, именно как развитие подхода «правосудия переходного периода», требования выплаты западными странами компенсации народам Африки за страдания их предков, угнанных в рабство в США. Посчитываются и суммы такой приемлемой, на взгляд инициаторов, суммы – 2–3 триллиона долларов, которые позволят по их мнению вывести современные народы Африки из нищеты. В поддержку такого требования была даже принята резолюция на саммите ООН в Дурбане в начале нашего века.
6.2. «Прошедшее будущее» и другие свойства времени в символической политике
И актуализация «политики памяти» и связанный с нею феномен «правосудия переходного периода» делают весьма актуальным новые взгляд на феномен социального времени, в том числе на соотношение прошлого, настоящего и будущего, которые уже не могут рассматриваться сегодня как необратимое движение стрелы времени. В этой связи важную роль для нового взгляда на обсуждаемое соотношение сыграла опубликованная в 1979 году книга немецкого историка Рейнгарта Козеллека с характерным названием: «Прошедшее будущее: к семантике исторического времени»
[248]. Он, в частности, вводит различие между «прошлым настоящего» и «чистым» прошлым. «“Прошлое настоящего” насыщено личными воспоминаниями и чувствами, которыми живущие вовлечены в прошлое, которыми они с ним связаны. Только когда перестают действовать эти стратегии овладения прошлым, оно может перейти к историкам, методично и беспристрастно начинающим свою работу по реконструкции событий и их интерпретации»
[249].
Одной из основных идей этой книги был тезис, что прошлое, которое изучают историки, включает в себя и несколько вариантов будущего, только часть из которых реализуется на практике. Анализируя время раннего модерна, Рейнград Козеллек выявил важное отличие этого времени от предыдущего: если ранее будущее рассматривалось как прямое продолжение прошлого, поэтому и история давала людям ключ к пониманию будущего и готовности к нему, то именно в период раннего модерна в Европе формируется то «историческое время» или то отношение между прошлым и будущим, которое станет характерным для современности, когда будущее уже невозможно прямо вывести из прошлого. Он писал: «в Новое время дифференциация между опытом и ожиданием заметно увеличивается. Или еще точнее: Новое время позволительно понимать как действительно новое время тогда, когда ожидания и имеющийся опыт стали все больше отдаляться друг от друга»
[250].
К выделенной Р. Козеллеком особенности Нового времени, позволяющему строить планы своих действий не только на основе предшествующего опыта, но и на основе собственных желаний и наклонностей, в том числе и с желанием улучшить не только свои условия жизни – идеей прогресса, мы еще вернемся. Здесь же остановимся на важном тезисе, что именно действия в прошедшем влияют на реализацию того или иного варианта будущего. Отсюда, в частности, следует и известная сентенция представителя тоталитарной власти в антиутопии Дж. Оруэлла «1984»: «Кто контролирует прошлое, тот контролирует настоящее и будущее». Напомним, что главный герой этой антиутопии работает в Министерстве Истины, а суть его работы заключается в перелицовке всех архивных материалов страны, чтобы исключить из них упоминание «выпавших из обоймы» лидеров «Ангсоца» – «Англии, как страны победившего социализма»
[251].
Справедливости ради отметим, что использование прошлого в своих целях характерно не только для политиков авторитарных и тоталитарных стран, но и для политиков стран демократических, последние лишь не навязывают свою позицию в качестве единственно возможной. «Можно сказать, что политики озабочены прошлым настолько, насколько это прошлое, или, точнее, его репрезентация, позволяет расширить их возможности в достижении преследуемых ими целей во внутренней и внешней политике»
[252].
Возвращаясь к концепции исторического времени, предложенной Козеллеком, который, рассматривая опыт истории, занимался поисками того, как в каждом настоящем сопряжены временные измерения прошлого и будущего, подчеркнем выявленный им разрыв между прошлым и будущем, наступивший с началом Нового времени, когда появилось само представление о возможности активного изменения будущего действиями в настоящем. Эти представления были развиты затем в работе немецкой исследовательницы Алейды Ассман, которая, отталкиваясь от разработанных ею совместно с Яном Ассман моделей социальной памяти, вышла к концепции «временного режима культуры», обозначающего темпоральную организацию и ориентацию, укорененные в культуре и обеспечивавшие основу для возникновения безусловных ценностей, схем мышления и логики поступков»
[253]. Двигаясь далее, она пришла к понятию «режима времени» и, вслед за Р.Козелеком, выделила следующие характеристики «нового режима времени», характерного для Нового времени: время разрыва, фиктивное новое начало, творческое разрушение, возникновение понятия «исторического» и ускорение.
Под временем разрыва здесь понимается все более усиливающееся «разломы» между «пространством опыта» (или прошлым) и «горизонтом ожиданий» (или будущим). Таким образом, особое значение придается инновациям, ценимым в качестве двигателя перемен и прогресса. «Фиктивное новое начало» – желание и готовность начинать все заново. Источник вдохновения теперь можно было искать не в традициях и заветах предков, а в творческом вдохновении автора. «Творческое разрушение» – важный признак Нового времени, готовность «сбросить с корабля истории все отжившее», Алейда Ассман приводит слава Михаила Бакунина «Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть!», а также представления Йозефа Шумпетера о необходимости «постоянного разрушения» отживших элементов хозяйственных отношений для возникновения их «новых комбинаций» (инноваций). Мы же приведем здесь современные представления синергетики о творческой роли хаоса.
